Над сборником рассказов «Темные аллеи» работал с 1937-1944, состоит из 38 новелл. Тёмные аллеи автор Иван Алексеевич Бунин (1870—1953). Бунин «Тёмные аллеи» Рассказ «Тёмные аллеи» про Николая Николаевич и Надежду которые встретились спустя 30 лет в гостинице Надежды и они вспоминают. Бунин И.А. Цикл рассказов с острыми драматическими сюжетами о чувственной любви и о России, утраченной навсегда.
Темные аллеи. Бунин И. А.
Рассказ "Тёмные аллеи" учит тому, что часто нужно идти навстречу своей любви, несмотря на преграды, общественное мнение и социальное положение. «Тёмные алле́и» — цикл рассказов Ивана Бунина, писавшийся им в эмиграции с 1937 по 1944 годы. Многие рассказы были написаны во время Второй мировой войны на юге Франции. «Тёмные Аллеи» Иван Бунин – последний классик Российской Империи, на своей родине стал изгнанником.
Бунин Иван - Темные аллеи
Живописец, график. Один из лидеров Ленинградской школы 1920—1930-х годов, блестящий акварелист, выдающийся художник книги. В 1905 году поступил... С 1965 года участвовала в выставках. Писала портреты, городские и ландшафтные пейзажи, натюрморты, жанровые композиции. Ученица К. Петрова-Водкина и П.
Дополнительная информация Аннотация к книге "Темные аллеи" Бунин И. Бунин считал лучшим своим произведением.
В 1905 году поступил... С 1965 года участвовала в выставках. Писала портреты, городские и ландшафтные пейзажи, натюрморты, жанровые композиции. Ученица К. Петрова-Водкина и П. В 1918-1919 годах занималась на подготовительном отделении Рисовальной школы при...
Оригинальная и сложная поэтика текстов Сосноры наследует, в частности, романтизму и футуризму.
Как и декорации. Словно по нажатию скрытой кнопки. На первый взгляд зрителю кажется, что старая сцена абсолютно без декораций. На самом деле, здесь несколько десятков скрытых окон и дверей. Подробности — в репортаже НТВ. Картина дня.
История издания сборника рассказов И.А. Бунина «Темные аллеи»
Сегодня мы предлагаем вспомнить книгу Ивана Бунина «Темные аллеи». Ведь сам автор называл своим лучшим произведением именно сборник рассказов «Темные аллеи». Рассказ «Темные аллеи», который дал название всей книге, Иван Бунин создал в октябре 1938 года. «Тёмные аллеи» – это те надежды и переживания, которые старательно люди прячут не только от чужих глаз, но даже от самих себя. В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Темные аллеи от автора Иван Бунин (ISBN: 978-5-17-089253-2) по низкой цене. Иван Алексеевич Бунин (1870 – 1953) — знаменитый писатель и поэт, первый русский обладатель Нобелевской премии по литературе, академик Санкт-Петербургской Академии наук.
Темные аллеи. Бунин И. А.
Цикл рассказов "Темные аллеи" Бунин написал в эмиграции и вложил в них всю тоску по родине. Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года. Этим вечером в «Мастерской Петра Фоменко» назначены «Последние свидания» — премьера спектакля по рассказам Ивана Бунина из цикла «Темные аллеи». Темные аллеи» написана самарским драматургом и журналистом Александром Игнашовым, поставили спектакль два режиссера. В Нью-Йорке вышло и первое издание «Темных аллей» в виде сборника, однако «каноническим» вариантом считается парижское издание 1946 г. — последний вариант сборника, вышедший при жизни И.А. Бунина. В рассказе «Темные аллеи» (1938 г.) И. Бунин художественно исследует феномен любви как любви-воспоминания, любви-надежды.
История создания сборника рассказов Бунина Темные аллеи, проблематика
| О чем бунинские «Темные аллеи»? - Вопросы литературы | Иван Бунин Тёмные аллеи. |
| Иван Бунин — Темные аллеи: Рассказ | Бунин Иван Алексеевич Издательский Дом Ридерз Дайджест. |
| Темные аллеи Бунина: как личная жизнь автора нашла отражение в его рассказах | мой любимый писатель, однако сборник рассказов "Темные аллеи" мне показался особенным и мне понравился. |
| История издания сборника рассказов И.А. Бунина «Темные аллеи» | Аболина | Библиотековедение | В «Тёмных аллеях» Бунин выясняет отношения с классической и современной ему русской литературой — как замечает филолог Игорь Сухих, писатель «ощущает себя одиноким наследником великой традиции, посланником девятнадцатого века в двадцатом. |
| Читать книгу: «Темные аллеи» | Источник: И. А. Бунин. Собрание сочинений в 9-ти т. Т. 7. М.: "Художественная литература", 1966. |
«Тёмные аллеи» Ивана Бунина
| Иван Бунин - Темные аллеи: читать рассказ онлайн, текст полностью - РуСтих | Автор И.А. Бунин Сборник рассказов о любви «Тёмные аллеи» полностью для бесплатного чтения. Читать произведение полный текст книги бесплатно и без регистрации на сайте Classica Online. |
| Темные аллеи | Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина | Над циклом «Темные аллеи» Иван Бунин работал в эмиграции с 1937 по 1944 год. |
Темные аллеи : 16+
Милая и жалкая девчонка… Когда в небе стало совсем светло и петух на разные голоса стал орать за стеной, он сделал движение подняться. Она вскочила и, полусидя боком, с расстегнутой грудью, со спутанными волосами, уставилась на него ничего не понимающими глазами. И вдруг пришла в себя и крест-накрест ударила себя в грудь руками: — Куда ж вы едете? Как же я теперь буду без вас? Что ж мне теперь делать? Я бы в лес за шоссе пришла, да как же мне отлучиться из дому? Он, стиснув зубы, опрокинул ее навзничь. Она широко разбросила руки, воскликнула в сладком, как бы предсмертном отчаянии: «Ах! Я вам самой последней рабой буду!
У порога вашего буду спать — возьмите! Я бы и так к вам ушла, да кто ж меня так пустит! Василь Ликсеич… — Замолчи, — строго сказал Красильщиков. Она села на ноги, сразу оборвав рыдания, тупо раскрыла мокрые лучистые глаза: — Правда? Через два дня он был уже в Кисловодске. Днем работал у художника и дома, вечера нередко проводил в дешевых ресторанах с разными новыми знакомыми из богемы, и молодыми, и потрепанными, но одинаково приверженными бильярду и ракам с пивом… Неприятно и скучно я жил! Этот женоподобный, нечистоплотный художник, его «артистически» запущенная, заваленная всякой пыльной бутафорией мастерская, эта сумрачная «Столица»… В памяти осталось: непрестанно валит за окнами снег, глухо гремят, звонят по Арбату конки, вечером кисло воняет пивом и газом в тускло освещенном ресторане… Не понимаю, почему я вел такое жалкое существование, — был я тогда далеко не беден. Но вот однажды в марте, когда я сидел дома, работая карандашами, и в отворенные фортки двойных рам несло уже не зимней сыростью мокрого снега и дождя, не по-зимнему цокали по мостовой подковы и как будто музыкальнее звонили конки, кто-то постучал в дверь моей прихожей.
Я крикнул: кто там? Я подождал, опять крикнул — опять молчание, потом новый стук. Я встал, отворил: у порога стоит высокая девушка в серой зимней шляпке, в сером прямом пальто, в серых ботиках, смотрит в упор, глаза цвета желудя, на длинных ресницах, на лице и на волосах под шляпкой блестят капли дождя и снега; смотрит и говорит: — Я консерваторка, Муза Граф. Слышала, что вы интересный человек, и пришла познакомиться. Ничего не имеете против? Довольно удивленный, я ответил, конечно, любезностью: — Очень польщен, милости прошу. Только должен предупредить, что слухи, дошедшие до вас, вряд ли правильны: ничего интересного во мне, кажется, нет. И, войдя, стала, как дома, снимать перед моим серо-серебристым, местами почерневшим зеркалом шляпку, поправлять ржавые волосы, скинула и бросила на стул пальто, оставшись в клетчатом фланелевом платье, села на диван, шмыгая мокрым от снега и дождя носом, и приказала: — Снимите с меня ботики и дайте из пальто носовой платок.
Я подал платок, она утерлась и протянула мне ноги. Сдерживая глупую улыбку удовольствия и недоумения, — что за странная гостья! От нее еще свежо пахло воздухом, и меня волновал этот запах, волновало соединение ее мужественности со всем тем женственно-молодым, что было в ее лице, в прямых глазах, в крупной и красивой руке, — во всем, что оглянул и почувствовал я, стаскивая ботики из-под ее платья, под которым округло и полновесно лежали ее колени, видя выпуклые икры в тонких серых чулках и удлиненные ступни в открытых лаковых туфлях. Затем она удобно уселась на диване, собираясь, видимо, уходить не скоро. Не зная, что говорить, я стал расспрашивать, от кого и что она слышала про меня и кто она, где и с кем живет? Она ответила: — От кого и что слышала, неважно. Пошла больше потому, что увидела на концерте. Вы довольно красивы.
А я дочь доктора, живу от вас недалеко, на Пречистенском бульваре. Говорила она как-то неожиданно и кратко. Я, опять не зная, что сказать, спросил: — Чаю хотите? Только поторопите коридорного, я нетерпелива. Я сел, она обняла меня, не спеша поцеловала в губы, отстранилась, посмотрела и, как будто убедившись, что я достоин того, закрыла глаза и опять поцеловала — старательно, долго. В номере было уже совсем темно, — только печальный полусвет от фонарей с улицы. Что я чувствовал, легко себе представить. Откуда вдруг такое счастье!
Молодая, сильная, вкус и форма губ необыкновенные… Я как во сне слышал однообразный звон конок, цоканье копыт… — Я хочу послезавтра пообедать с вами в «Праге», — сказала она. Воображаю, что вы обо мне думаете. А на самом деле вы моя первая любовь. Ученье свое я, конечно, вскоре бросил, она свое продолжала кое-как. Мы не расставались, жили, как молодожены, ходили по картинным галереям, по выставкам, слушали концерты и даже зачем-то публичные лекции… В мае я переселился, по ее желанию, в старинную подмосковную усадьбу, где были настроены и сдавались небольшие дачи, и она стала ездить ко мне, возвращаясь в Москву в час ночи. Никак не ожидал я и этого — дачи под Москвой: никогда еще не жил дачником, без всякого дела, в усадьбе, столь непохожей на наши степные усадьбы, и в таком климате. Все время дожди, кругом сосновые леса. То и дело в яркой синеве над ними скопляются белые облака, высоко перекатывается гром, потом начинает сыпать сквозь солнце блестящий дождь, быстро превращающийся от зноя в душистый сосновый пар… Все мокро, жирно, зеркально… В парке усадьбы деревья были так велики, что дачи, кое-где построенные в нем, казались под ними малы, как жилища под деревьями в тропических странах.
Пруд стоял громадным черным зеркалом, наполовину затянут был зеленой ряской… Я жил на окраине парка, в лесу. Бревенчатая дача моя была не совсем достроена, — неконопаченые стены, неструганые полы, печи без заслонок, мебели почти никакой. И от постоянной сырости мои сапоги, валявшиеся под кроватью, обросли бархатом плесени. Темнело по вечерам только к полуночи: стоит и стоит полусвет запада по неподвижным, тихим лесам. В лунные ночи этот полусвет странно мешался с лунным светом, тоже неподвижным, заколдованным. И по тому спокойствию, что царило всюду, по чистоте неба и воздуха, все казалось, что дождя уже больше не будет. Но вот я засыпал, проводив ее на станцию, — и вдруг слышал: на крышу опять рушится ливень с громовыми раскатами, кругом тьма и в отвес падающие молнии… Утром на лиловой земле в сырых аллеях пестрели тени и ослепительные пятна солнца, цокали птички, называемые мухоловками, хрипло трещали дрозды. К полудню опять парило, находили облака и начинал сыпать дождь.
Перед закатом становилось ясно, на моих бревенчатых стенах дрожала, падая в окна сквозь листву, хрустально-золотая сетка низкого солнца. Тут я шел на станцию встречать ее. Подходил поезд, вываливались на платформу несметные дачники, пахло каменным углем паровоза и сырой свежестью леса, показывалась в толпе она, с сеткой, обремененной пакетами закусок, фруктами, бутылкой мадеры… Мы дружно обедали глаз на глаз. Перед ее поздним отъездом бродили по парку. Она становилась сомнамбулична, шла, клоня голову на мое плечо. Черный пруд, вековые деревья, уходящие в звездное небо… Заколдованно-светлая ночь, бесконечно-безмолвная, с бесконечно-длинными тенями деревьев на серебряных полянах, похожих на озеро. В июне она уехала со мной в мою деревню, — не венчаясь, стала жить со мной как жена, стала хозяйствовать. Долгую осень провела не скучая, в будничных заботах, за чтением.
Из соседей чаще всего бывал у нас некто Завистовский, одинокий, бедный помещик, живший от нас верстах в двух, щуплый, рыженький, несмелый, недалекий — и недурной музыкант. Зимой он стал появляться у нас чуть не каждый вечер. Я знал его с детства, теперь же так привык к нему, что вечер без него был странен. Мы играли с ним в шашки, или же он играл с ней в четыре руки на рояли. Перед Рождеством я как-то поехал в город. Возвратился уже при луне. И, войдя в дом, нигде не нашел ее. Сел за самовар один.
Гулять ушла? Их нету дома с самого завтрака. И так же внезапно очнулся через час — с ясной и дикой мыслью: «Да ведь она бросила меня! Наняла на деревне мужика и уехала на станцию, в Москву, — от нее все станется! Но может быть, вернулась? Стыдно прислуги… Часов в десять, не зная, что делать, я надел полушубок, взял зачем-то ружье и пошел по большой дороге к Завистовскому, думая: «Как нарочно, и он не пришел нынче, а у меня еще целая страшная ночь впереди! Неужели правда уехала, бросила? Да нет, не может быть!
И он бесшумно, в валенках, появился на пороге кабинета, освещенного тоже только луной в тройное окно: — Ах, это вы… Входите, входите, пожалуйста… А я, как видите, сумерничаю, коротаю вечер без огня… Я вошел и сел на бугристый диван. Потом почти неслышным голосом: — Да, да, я вас понимаю… — То есть, что вы понимаете? И тотчас, тоже бесшумно, тоже в валенках, с шалью на плечах, вышла из спальни, прилегавшей к кабинету, Муза. И села на другой диван, напротив. Я посмотрел на ее валенки, на колени под серой юбкой, — все хорошо было видно в золотистом свете, падавшем из окна, — хотел крикнуть: «Я не могу жить без тебя, за одни эти колени, за юбку, за валенки готов отдать жизнь! Он трусливо сунулся к ней, протянул портсигар, стал по карманам шарить спичек… — Вы со мной говорите уже на «вы», — задыхаясь, сказал я, — вы могли бы хоть при мне не говорить с ним на «ты». Сердце у меня колотилось уже в самом горле, било в виски. Я поднялся и, шатаясь, пошел вон.
С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А все не ехал, все откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня. И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи. Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, — гимназистом я думал, что он был еще при Батые.
Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, — так молчалив он был, — хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял. Это было и в Ярославле, и в Суэцком канале, и на Ниле. В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее, красное — русские национальные флаги. Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье!
Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою — я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении. Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили черно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила-архангела. И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, замирая, твою руку… За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой. В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души. Все было немо и просторно, спокойно и печально — печалью русской степной ночи, спящего степного города.
Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от ровного тока слабого июльского ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня. Я шел — большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени — только в домах направо, до которых тень не достигала, освещены были белые стены и траурным глянцем переливались черные стекла; а я шел в тени, ступал по пятнистому тротуару, — он сквозисто устлан был черными шелковыми кружевами. У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам. Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Где это было? В гостях у кого? Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице.
И я мог пройти туда другим, ближним путем. Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. И, дойдя до нее, опять подивился: и тут все осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе — все также казенно, скучно, как было когда-то, при мне. Я помедлил у ворот, хотел вызвать в себе грусть, жалость воспоминаний — и не мог: да, входил в эти ворота сперва стриженный под гребенку первоклассник в новеньком синем картузе с серебряными пальмочками над козырьком и в новой шинельке с серебряными пуговицами, потом худой юноша в серой куртке и в щегольских панталонах со штрипками; но разве это я? Старая улица показалась мне только немного уже, чем казалась прежде. Все прочее было неизменно. Ухабистая мостовая, ни одного деревца, по обе стороны запыленные купеческие дома, тротуары тоже ухабистые, такие, что лучше идти срединой улицы, в полном месячном свете… И ночь была почти такая же, как та. Только та была в конце августа, когда весь город пахнет яблоками, которые горами лежат на базарах, и так тепла, что наслаждением было идти в одной косоворотке, подпоясанной кавказским ремешком… Можно ли помнить эту ночь где-то там, будто бы в небе?
Я все-таки не решился дойти до вашего дома. И он, верно, не изменился, но тем страшнее увидать его.
Писатель говорит о том, что каждый из нас сам ответственен за свое счастье: если мы не будет принимать во внимание свои чувства и не будем обращать внимание на последствия своих действий, то раз за разом нам придется делать неправильный выбор, который может сделать нас несчастными. Жанровые особенности «Темных аллей» Цикл «Темные аллеи» состоит из нескольких рассказов некоторые читатели больше склоняются к тому, что короткие произведения Бунина можно назвать новеллами, так как рассказы, как правило, короче. Отталкиваясь от центральной темой любви в «Темных аллеях», Бунин делает упор на лирические настроения: он рассуждает в основном о чувствах и о том, какое значение они имеют в жизнях людей. Для того, чтобы объяснить эти чувства и душевное состояние своих героев, Бунин использует различные художественные приемы: эпитеты, метафоры, сравнения и олицетворения. Композиция произведения Завершая анализ «Темных аллей» Бунина, необходимо отметить, что весь цикл рассказов объединен единой композиционной структурой.
Он разделен на три части, в каждой из которых несколько маленьких произведений. Любопытно, что такое разделение также обусловлено датой написания и выхода рассказов: первая часть была написана в 1937-1938 годах, вторая — в 1940-1941 годах, третья — в 1943-1946 годах. Сам рассказ «Темные аллеи» в честь которого и назван весь цикл открывает цикл и находится в первой части, хотя некоторые другие рассказы например, «Баллада» или «Кавказ» были написаны раньше. В нем рассказывается о том, как генерал, дослужившийся до высокого чина, оказался трусом перед напором собственных чувств: он встретил бывшую возлюбленную, но не смог найти в себе силы быть с ней, хотя и хотел этого — в итоге главный герой, ведомый страхом, сбежал от собственного счастья.
Само название «Темные аллеи» было взято из произведения Огарева, в котором говорилось о цветущем шиповнике, растущем возле аллеи, засаженной темными липами. Кстати, «Шиповник» — это второе, неофициальное название этого сборника рассказов, которому сам Иван Бунин отдавал предпочтение. Тематика произведений Основополагающей концепцией историй является любовь. Автор изображает различные формы этого всепоглощающего чувства, а не только привычное мнение, что любовь всегда связана с радостью. Иван Бунин словно подводит итог собственному жизненному опыту и наблюдениям в рамках своих рассказов.
Он передает, что любовь — это, пожалуй, самое важное для человека, поскольку она может дать силы и мотивацию. Даже если кажется, что она ведет человека в темноту, он никогда не должен отказываться от нее, так как ничто другое в жизни не будет иметь такой ценности. Очевидно, что в своем сборнике Бунин тонко, но в то же время явно рассматривает идею индивидуального выбора. Несмотря на то, что она иногда бывает непростой и требует жертв, любовь важнее имущества, репутации и всего остального в жизни. Она может заставить нас делать то, чего мы не сделали бы, если бы не ее сила.
Мужчина согласился выпить чаю, попросив поставить самовар.
Расспрашивая женщину, приезжий узнает, что она не замужем и сама ведет хозяйство. Неожиданно хозяйка называет мужчину по имени — Николай Алексеевич. Взволнованный, Николай Алексеевич начинает вспоминать, сколько же они не виделись — «лет тридцать пять? Надежда поправляет его — «Тридцать, Николай Алексеевич». Мужчина ничего не знал о ее судьбе с тех пор. Надежда рассказала, что вскоре после того как они расстались, господа дали ей вольную, а замужем она никогда не была, потому что слишком сильно его любила.
Покраснев, мужчина пробормотал: «Всё проходит, мой друг. Но женщина не согласилась с ним: «Молодость у всякого проходит, а любовь — другое дело».
Тёмные аллеи (сборник рассказов) И. Бунин
На козлах тарантаса сидел крепкий мужик в туго подпоясанном армяке, серьезный и темноликий, с редкой смоляной бородой, похожий на старинного разбойника, а в тарантасе стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами;.
Зрители окажутся и в русской глубинке, и на пляже Ниццы, и в эмигрантском Париже, чтобы увидеть что предназначено героям - воспоминание о том, что упущено навсегда? Или обещание новой встречи «на всю оставшуюся жизнь»? Продолжительность спектакля 2 часа 10 минут с антрактом.
Наверное, это действительно так и есть.
Несмотря на то, что он получил Нобелевскую премию по литературе за роман «Жизнь Арсеньева», именно «Темные аллеи» сегодня самая востребованная, самая читаемая книга Бунина. Он глядел на мелькавшие подковы, сдвинув черные брови, и думал: «Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! Что, если бы я не бросил ее?
Дом пришёл в ужасное состояние, но привести его в порядок было не на что. Да что говорить про ремонт, если сам Иван Алексеевич и его домашние попросту выживали как могли... Несмотря на плачевность их положения, Бунин категорически отказывался писать для изданий на оккупированных территориях. Его жена говорила, что только благодаря работе над циклом удавалось «переносить непереносимое». А вот как об этом написал в письме своему другу Борису Зайцеву сам автор: «...
Что ж всё думать о смерти и дьявольских делах в мире! Иван Алексеевич при написании сборника пробовал себя в разных жанрах. В него попали и рассказы, и новеллы, и анекдоты, и даже «стихотворения в прозе».