Февраль и другие mp3 песни этого артиста и похожие треки жанров russian, 20th century classical, russian classical, classical. Читать стих поэта Борис Пастернак — Февраль, Достать чернил и плакать на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых. Главная» Новости» Читать пастернак февраль достать чернил и плакать.
Описание и характеристики
- Акции сегодня
- Борис Пастернак / 10 февраля 1890 - 30 мая 1960/: antiguo_hidalgo — LiveJournal
- Вспоминаем Бориса Пастернака
- Google выпустил дудл в честь дня рождения Бориса Пастернака - ТАСС
- Второй сезон цикла чтений с Евгением Чебатковым. Встреча двенадцатая. Борис Пастернак
Новости по теме: Борис Пастернак
Я не хочу ничего знать про историю Сиама, про обычаи и нравы эскимосов. У меня нет никакого желания прочесть биографию Мандзони, а про бравого Кортеса мне достаточно знать, что он стоял на вершине Да-рьена. Я с наслаждением читаю поэтов, которых читал в юности, и с интересом — современных поэтов. Я рад, что благодаря долгой жизни смог прочесть поздние поэмы Йетса и Элиота. Мне по-прежнему любопытно все, что пишут о докторе Джонсоне и почти все, что пишут о Колридже, Байроне и Шелли. Старость много отнимает — того трепета, с каким впервые читал шедевры мировой литературы, уже не испытываешь — чего не вернешь, того не вернешь. Грустно, конечно, прочитать, скажем, стихи, которые когда-то вызывали у тебя такой же восторг, какой охватывал «астронома» Китса, и прийти к заключению, что не так уж они и хороши. Но есть один предмет, ничуть не менее увлекательный для меня, чем прежде, — это философия, но не философия отвлеченных аргументов и скучнейшей терминологии — «Бесплодно слово философа, если оно не врачует людские страдания», — а философия, которая пытается найти ответ на вопросы, встающие перед каждым из нас. Платон, Аристотель говорят, что он суховат, но те, у кого есть чувство юмора, найдут в нем немало забавного , Плотин, Спиноза и кое-кто из современных философов, в их числе Брэдли и Уайтхед тешат меня и побуждают к размышлениям. В конечном счете лишь они и древнегреческие трагики говорят о самом для нас важном.
Они возвышают и умиротворяют. Читать их все равно, что плыть при легком ветерке по морю, усыпанному бесчисленными островками. Десять лет назад я сбивчиво изложил в «Подводя итоги» свои суждения и воззрения, рожденные жизнью, чтением и размышлениями о Боге, бессмертии, смысле и ценности жизни, и, по-моему, с тех пор не находил причин их изменить. Если бы мне пришлось переписать «Подводя итоги» заново, я бы не так поверхностно коснулся столь насущной темы, как нравственные ценности и, вероятно, сумел бы сказать что-нибудь более основательное об интуиции — тема эта послужила некоторым философам основой, на которой они возвели из догадок целые построения, притом весьма внушительные; мне же кажется, что на фундаменте, таком же неустойчивом, как пинг-понговый шарик в тире, подбрасываемый струйкой воды, можно возвести разве что воздушный замок. Теперь, когда я на десять лет ближе к смерти, я боюсь ее ничуть не больше, чем десять лет назад. Выпадают дни, когда меня не покидает чувство, что в моей жизни все повторялось уже слишком много раз: не счесть, скольких людей я знал, сколько книг прочел, сколько картин, церквей, особняков перевидал, сколько музыки переслушал. Я не знаю, есть Бог или его нет. Ни одно из тех доказательств, которые когда-либо приводились, чтобы обосновать его существование, меня не убедило, а вера должна покоиться, как некогда сказал Эпикур, на непосредственном ощущении. Со мной такого не случилось.
Вместе с тем никто не сумел хоть сколько-нибудь удовлетворительно объяснить мне, как совмещается зло с идеей всемогущего и всеблагого Бога. Какое-то время меня привлекала индуистская концепция таинственного безличного начала, которое есть жизнь, знание и блаженство, не имеющее ни начала, ни конца, и, пожалуй, эта концепция представляется мне более приемлемой, чем любой другой Бог, сотканный из людских упований. Но вообще-то я считаю, что это не более чем впечатляющая фантазия. Многообразие мира первопричиной логически не объяснить. Когда я думаю об огромной вселенной с ее бесчисленными звездами и измеряемыми тысячью тысяч световых лет расстояниями, меня охватывает трепет, но вообразить ее Творца — задача для меня непосильная. Впрочем, я, пожалуй, готов счесть существование вселенной загадкой, неразрешимой для человеческого разума. Что же касается жизни на земле, наименее неприемлемой представляется мне концепция, утверждающая, что существует психофизическая материя, в которой содержится зародыш жизни, и ее психическая сторона и есть источник такого непростого процесса как эволюция. Но в чем ее цель, если она вообще имеется, в чем смысл, если он вообще имеется, для меня так же темно и неясно, как и всегда. Могу сказать одно: что бы ни говорили об этом философы, теологи или мистики, меня они не убедили.
Но если Бог есть и его заботят людские дела, в таком случае у него должно достать здравого смысла отнестись к ним с той же снисходительностью, с какой разумный человек относится к людским слабостям. Что сказать о душе? Индуисты называют ее Атман и считают, что она существует от века и будет существовать в веках. В это куда легче поверить, чем в то, что ее сотворение обусловлено зачатием или рождением человека. Индуисты считают, что Атман — часть Абсолюта и, истекая из него, в конечном счете в него же и возвращается. Греющая душу фантазия; а вот фантазия ли это или нечто большее — никому знать не дано. Из нее исходит вера в переселение душ, а из него, в свою очередь, выводится объяснение природы зла — единственно вероятное из всех, которые когда-либо изобретало людское хитроумие: оно рассматривает зло как возмездие за прошлые грехи. Однако оно не объясняет, почему всеведущему и всеблагому Создателю захотелось или удалось сотворить грехи. Что же такое душа?
Начиная с Платона, многие пытались дать ответ на этот вопрос, но в большинстве случаев они излагали его предположения, лишь несколько видоизменяя их. Мы то и дело употребляем слово «душа» — следовательно, оно что-то для нас означает. Христианство считает, что душа — просто духовная субстанция, сотворенная Богом и наделенная бессмертием, и это один из его догматов. Но и для тех, кто в это не верит, слово «душа» имеет некий смысл. Когда я задаюсь вопросом, какое значение я вкладываю в слово «душа» — могу ответить только, что для меня оно означает осознание самого себя, «я» во мне, ту личность, которая и есть я; а личность эта состоит из моих мыслей, чувств, опыта и особенностей моего телосложения. Мысль, что случайные особенности телесной организации могут влиять на душевную конституцию, многим придется не по вкусу. Что касается меня, я уверен в этом, как ни в чем другом. Моя душа была бы совершенно иной, не заикайся я и будь дюймов на пять выше ростом; зубы у меня чуть торчат вперед, в моем детстве еще не знали, что, если надеть золотую пластину, пока кости формируются, этот дефект можно исправить; будь это известно, мой облик был бы иным, я вызывал бы в людях иные чувства, а следовательно, и мой характер и взаимоотношения с людьми тоже были бы иными. Но что это за штука такая — душа, если она может измениться из-за какой-то пластины?
Каждый из нас по своему опыту знает, что жизнь приняла бы иной оборот, не повстречайся нам по воле случая этот или тот человек или не окажись мы в такое-то время на таком-то месте; а значит, и характер и душа у нас тоже были бы иные. Потому что чем бы ни была душа — мешаниной свойств, склонностей, особенностей и сам не знаю чего еще или просто духовной субстанцией, она ощутимо проявляет себя в характере. Полагаю, никто не станет оспаривать, что страдания, как душевные, так и телесные, влияют на характер. Мне случалось встречать людей в бедности и безвестности завистливых, злобных и низких, которые, достигнув успеха, становились благодушными и добрыми. Разве не странно, что величие души было обретено ими благодаря некой сумме в банке и вкусу славы? И напротив, мне случалось встречать людей приличных и порядочных, которых болезни и безденежье делали лживыми, коварными, склочными и недоброжелательными. Вот почему я не склонен верить, что душа — раз она так зависима от тела — может существовать отдельно от него. Когда видишь мертвых, поневоле думаешь: жуть до чего они мертвы. Мне иногда задавали вопрос: не хотел бы я прожить жизнь снова.
В общем и целом, я прожил жизнь неплохо, лучше многих, но повторять ее нет смысла. Это все равно, что перечитывать уже раз читанный детектив — такое же праздное времяпрепровождение. Но если предположить, что переселение душ существует — а в него безоговорочно верит три четверти человечества — и была бы возможность выбирать, прожить или нет еще одну жизнь, прежде я, как мне порой казалось, согласился бы на такой эксперимент при условии, что открою для себя те сферы жизни, насладиться которыми мне не позволили обстоятельства или моя собственная брезгливость, как духовная, так и телесная, и узнаю многое из того, на что у меня не было ни времени, ни возможности. Но теперь я ни за что не пошел бы на это. С меня довольно. Я не верю в бессмертие и не желаю его. Я предпочел бы умереть быстро и безболезненно и хотел бы верить, что с последним дыханием моя душа, со всеми ее порывами и несовершенствами, растворится в небытии. Во мне находят отклик слова Эпикура, обращенные к Менекею: «Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения.
Поэтому правильное знание того, что смерть не имеет к нам никакого отношения, делает жизнь усладительной — не потому, чтобы оно прибавляло к ней безграничное количество времени, но потому, что отнимает жажду бессмертия. И действительно, нет ничего страшного в жизни тому, кто всем сердцем постиг, что в не жизни нет ничего страшного». Этими словами я почитаю уместным завершить в этот день эту книгу. Прошло пять лет с того времени, как я окончил эту главу. Я не стал ничего в ней менять, хотя и написал с тех пор три из четырех упомянутых в ней романов; четвертый я счел за благо не писать. Когда после долгого пребывания в Соединенных Штатах я вернулся в Англию и посетил тот район Лондона, где должно было происходить действие моего романа, я возобновил знакомство с людьми, которых предполагал сделать прототипами моих персонажей, и увидел, что их жизнь переменилась до неузнаваемости. Бермондзи было уже совсем не то Бермондзи, которое я знал. Война причинила множество разрушений, унесла множество жизней; и вместе с тем она положила конец безработице, страх которой подобно черной туче висел над моими друзьями; теперь они жили уже не в жалких клоповниках, а в чистеньких, опрятных муниципальных квартирках. Обзавелись радиоприемниками и фортепиано, дважды в неделю ходили в кино.
Это были уже не пролетарии, а мелкие собственники. Но этими переменами — несомненно к лучшему — дело не ограничилось. Я не узнавал здешних жителей. Прежде, в плохие времена, несмотря на тяготы и лишения, они были веселыми и добродушными. Теперь в них появилась ожесточенность, их грызли зависть, ненавистничество и недоброжелательство. Раньше они безропотно несли свой крест, теперь в. Они были подавлены, недовольны жизнью. Мать семейства, уборщица, с которой я знаком не один десяток лет, сказала: «Трущобы и грязь исчезли, а вместе с ними исчезли радость и веселье». Я столкнулся с неведомым мне миром.
Не сомневаюсь, что и в нем достаточно материала для романа, но я вынашивал другой замысел, а той жизни, о которой мне хотелось писать, не стало, и этот замысел не осуществился. За последние пять лет я, как мне кажется, прибавил малую толику к накопленным ранее знаниям. Случайная встреча с выдающимся биологом дала мне возможность, пусть и весьма поверхностно, ознакомиться с философией организма. Поучительный и захватывающий предмет. Он высвобождает дух. По единогласному, насколько я могу судить, мнению мужей науки, в некий весьма отдаленный период наша с вами Земля прекратит поддерживать жизнь даже простейших организмов, но еще задолго до этого человечество вымрет, как вымерли многие виды живых существ, не сумевшие приспособиться к изменившимся условиям. Поневоле приходишь к выводу, что в таком случае пресловутый процесс эволюции совершенно напрасен и прогресс, приведший к появлению человека, — грандиозная бессмыслица со стороны природы, грандиозная в том смысле, в каком грандиозны извержение вулкана Ки-лауэа или разлив Миссисипи, но тем не менее бессмыслица. Ведь ни один разумный человек не станет отрицать, что на всем протяжении истории человеческое горе намного перевешивало счастье. Человек чуть не постоянно жил в вечном страхе и под угрозой смерти, и не только в первобытном состоянии жизнь его, как утверждал Гоббс, была одинокой, нищей, убогой, скотоподобной, недолгой.
Испокон века вера в потустороннюю жизнь очень многим возмещала тяготы кратковременного пребывания в земной юдоли. Им можно только позавидовать. Вера — тем, кому она дана, — помогает найти ответ на неразрешимые вопросы, перед которыми разум останавливается. Некоторые видят в искусстве ценность, которая и есть самооправдание, и они убедили себя, что злосчастный удел обычных людей — не слишком высокая плата за блистательные шедевры художников и поэтов. Мне эта точка зрения не близка. На мой взгляд, правы те философы, которые измеряют ценность искусства силой его воздействия и из этого делают вывод, что его ценность не в красоте, а в положительном влиянии. Но что это за воздействие, если оно не действенно? Искусство, которое всего лишь доставляет наслаждение, пусть и самое что ни на есть духовное, не может считаться значительным: оно сродни скульптурам на капителях колонн, держащих мощный свод, — их изящество и своеобразие радуют глаз, но функциональной нагрузки они не несут. Искусство, если оно не оказывает положительного влияния, всего лишь опиум для интеллигенции.
И не искусство помогает утолить скорбь, еще в незапамятные времена с непреходящей силой воплощенную в Книге Екклесиаста. По-моему, та поистине героическая отвага, с какой человек противостоит абсурдности мира, своей красотой превосходит красоту искусства. Я вижу ее в бесшабашности Пэдди Финьюкейна, передавшего по радио летчикам своей эскадрильи, когда его самолет сбили: «Тютелька в тютельку, братцы! В верности своим друзьям Элен Ва-лиано, женщины не такой уж молодой, красивой и умной, которая выдержала чудовищные пытки и приняла смерть, притом не за свою родину, лишь бы никого не предать. Паскаль в отрывке, который чаше всего цитируют, писал: «Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он — тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо сознает, что расстается с жизнью и что слабее вселенной, а она ничего не сознает. Итак, все наше достоинство — в способности мыслить». Конечно же, нет.
Мне кажется, к понятию «достоинство» сейчас относятся с некоторым пренебрежением, и, по-моему, правильнее было бы перевести его как благородство. Бывает и такое благородство, которое порождается не мыслью. Оно дается от природы. Вне зависимости и от культуры, и от воспитания. Оно восходит к изначальным инстинктам человека. Перед его лицом Богу, если он и сотворил человека, следовало бы устыдиться и закрыть лицо руками. И лишь уверенность в том, что человек, при всех своих слабостях и пороках, порой способен проявить редкое величие духа, помогает превозмогать отчаяние. Но все это очень серьезные вопросы, и здесь, даже будь я способен их разрешить, они неуместны. Ведь я подобен пассажиру, ожидающему во время войны корабль в порту.
Мне неизвестно, на какой день назначено отплытие, но я готов в любой момент сесть на корабль. Многие достопримечательности я так и не осмотрел. Меня не тянет поглядеть ни на отличную новую автостраду, по которой мне не ездить, ни на великолепный новый театр с наисовременнейшими приспособлениями, который мне не посещать. Я просматриваю газеты, перелистываю журналы, но когда мне дают почитать книгу, я отказываюсь: что если я не успею ее закончить, да и предстоящее путешествие не располагает интересоваться книгами. Я завожу новых знакомых в баре или за картами, но не стараюсь с ними подружиться — слишком скоро нам суждено расстаться. Я вот-вот отбуду. Источник: Уильям Сомерсет Моэм. Классическая медицина считает, что во сне человек проводит приблизительно одну треть своей жизни. Статистика в этом вопросе более точна — исследование группы из австралийских и американских ученых показало различия в среднесуточной продолжительности сна у представителей разных стран.
Представляете, почти половина! Еще в 1953 году американцы-нейрофизиологи Евгений Азеринский наиболее широко известен научному сообществу как Юджин Асерински; потомок эмигрантов из России и Натаниэл Клейтман что интересно, родился в городе Кишиневе Российской империи открыли фазу быстрого сна и тем самым вывели научные исследования на новый уровень. Именно после совершенного ими открытия появилось знание о том, что человеческий сон — состояние не однородное, а состоящее из двух качественно разных фаз: медленной и быстрой, в научной терминологии — ортодоксальной и парадоксальной. Интересно, что у быстрого сна есть даже собственная аббревиатура — R. Как вы догадываетесь, это не случайно: если во время медленной фазы активность мозга и организма в целом значительно снижается, то в быстрой фазе усиливаются мозговой кровоток, сердцебиение, дыхание и возникают быстрые движения глазных яблок. Медленный сон необходим для восстановления и отдыха организма, именно во время «Non R. Быстрый сон позволяет сознанию человека «привыкнуть» и приспособиться к событиям, происходящим в реальной жизни, и тем самым помогает ему как личности оставаться эмоционально стабильным. Также «R. Помимо полноценного ночного сна ученые также выделяют состояние полудремы — думаю, оно знакомо каждому, — когда после обеда или длительной прогулки на свежем воздухе мы вдруг начинаем «клевать носом».
Примером полудремы является еще и дневной сон, распространенный в южных странах, - Греции, Италии, Испании. Сиеста — это настоящая традиция, пришедшая из XVII века, когда всем жителям Италии без исключения официально разрешили предаваться послеобеденному сну. Связь такого отдыха прослеживается и с биологическими ритмами человеческого организма, и с особенностями климата южноевропейских государств. Так, согласно исследованиям ученых, у человека в середине дня — примерно через восемь часов после утреннего пробуждения — наступает своеобразный упадок сил, для восстановления которых требуется отдых. С другой стороны, в тропических землях, колонизированных Испанией, а также в самой Испании, в это время на улице жарче всего, и даже животные прячутся от палящего солнца. Таким образом, ученые-нейрофизиологи выделяют два вида полудремы: наносон сон в течение всего нескольких секунд и «сиесту» по аналогии с вышеназванной испанской традицией , которая длится до получаса. Главным отличием этих видов является глубина сна. Так, в первом случае «расслабление» головного мозга достигает лишь первой стадии сна, когда после альфа-ритмов следуют тета-ритмы. Во время «сиесты» сон находится уже на средней глубине — при этом сознание постепенно отключается, присутствуют как тета-, так и сигма-ритмы.
Альфа-ритм работы человеческого мозга характерен для состояния расслабленного бодрствования 8 — 13 колебаний в секунду , тета-ритм наблюдается при снижении уровня бодрствования 4 — 7 колебаний , а сигма-ритм — на начальной стадии медленного сна. Согласно рекомендациям NASA, дремать следует приблизительно 26 минут. Этот непродолжительный отдых обеспечивает улучшение настроения, мыслительной функции мозга, облегчение восприятия, повышение внимания и выносливости. Немаловажной пользой является также прокачка памяти, что осуществляется путем стимуляции гиппокампа часть лимбической системы головного мозга, которая участвует в механизмах формирования эмоций и перехода кратковременной памяти в долговременную. Новая информация, поступившая в мозг после того, как человек подремал, усваивается намного лучше и эффективнее — это доказали исследователи из Йоркского университета. Причина — вхождение человека в новую фазу сна. Часа полудремы достаточно, чтобы завершить фазу быстрого сна, дальше организм переходит в фазу медленного сна, прерывание которой чревато наступлением состояния инерции, сопровождающегося снижением умственной и физической активности, а также эндокринными нарушениями. Наносон в свою очередь не приносит организму заметной пользы, так как является слишком поверхностным, однако при этом он и не полностью бесполезен. Интересным свойством наносна является то, что он делает наше воображение более изощренным.
В процессе засыпания мозг перестает уделять внимание внешним раздражителям, словно бы «блокируя» их. В результате постепенно отключаются одна зона мозга за другой — и это разделение становится причиной возникновения необычных ассоциативных связей, появляющихся на границе сна и яви. Мозг работает в эти моменты не как единая система, контролирующая все и вся, — отдельные его участки получают свободу и могут по-новому оценивать ситуацию и выдавать неординарные решения. Этим свойством наносна активно пользовался известный испанский художник-сюрреалист Сальвадор Дали. Именно он придумал необычную технику искусственного поиска вдохновения. Она подразумевает полное расслабление человека, когда он сидит в кресле, облокотив голову и уложив руки на подлокотники. Этот человек держит в руке тяжелый металлический ключ.
Правда, дальше направление движения придется уточнять у прохожих — на самой станции и вокруг никаких указателей, как пройти до знаменитого поселка, нет. Неспешным шагом от станции до пастернаковской дачи можно дойти за полчаса: вниз к речке Сетунь, прямо через мост, вверх по улице Погодина, мимо Дома творчества… наконец далее, справа через дорогу, будет долгожданный указатель «Дом-музей Б. Вопрос о том, почему улица не названа в честь самого знаменитого ее жильца, можно считать открытым. В Переделкине Пастернак жил с 1936 года, но в доме, где сейчас находится музей, он поселился весной 1939 года. В отношении видов, приволья, удобства, спокойствия и хозяйственности, это именно то, что… настраивало поэтически. Такие, течением какой-нибудь реки растянутые по всему горизонту отлогости в березовом лесу с садами и деревянными домами с мезонинами … овеянное какой-то неземной и завидной прелестью поселение. И вдруг жизнь так повернулась, что на ее склоне я сам погрузился в тот, виденный из большой дали мягкий, многоговорящий колорит», — восторженно писал Пастернак отцу. Несмотря на то, что все эти годы «к Пастернаку» шли почитатели, официальные власти не разрешали создать на даче мемориальный музей. Обстановка переделкинского дома осталась такой же, какой была при жизни Бориса Леонидовича. Письменный стол, лампа, книжная полка… Дом-музей Бориса Пастернака. Фото с сайта Государственного литературного музея Пастернаки жили очень просто — не богато, но и не бедно по тем временам — а именно просто. Сам Борис Леонидович любил говорить, что интерьер писательского дома должен состоять из письменного стола, стула и кровати — все остальное додумает его воображение. Именно так он и жил — аскетизм, подчеркнутый, как бы мы сейчас сказали, минимализм сразу бросается в глаза. Зимой тут обычно немноголюдно, но сотрудники музея говорят, что даже в будни есть желающие неспешно пройтись по комнатам поэта. Есть и дни «неотменяемых» тематических экскурсий — один из сотрудников заранее определяется с темой рассказа, назначает день проведения, и даже если в назначенный день придет всего один человек, экскурсию проведут только для него. Зато примерно с середины весны и до середины осени поток посетителей, зрителей и слушателей возрастает многократно. И так легко представимый «музейный быт» — тишина, шепот и «спящие» бабушки-смотрительницы — испаряются вовсе. В ином столичной офисе в деловом центре можно окунуться в большее спокойствие, чем в доме-музее Пастернака в «высокий сезон». Многие годы суета и приглушенное шуршание посетителей наполняли этот дом новой жизнью. И тем удивительнее, что в год 30-летия музея, 130-летия поэта и 60-летия со дня его смерти так уж совпали эти даты , несмотря на десятки запланированных встреч, экскурсий и праздничных мероприятий, здесь царит — до времени — абсолютная тишина… «Меня убили! Уже на следующий день после визита чиновника Борис Леонидович раскрыл газету «Известия» и увидел заголовок «Не дадим житья врагам Советского Союза».
Ломоносова представлена книжная выставка «К добру надо привлекать добром», приуроченная ко дню рождения знаменитого русского писателя и поэта Бориса Леонидовича Пастернака 10 февраля. На выставке можно обратиться к уже известным произведениям классика — стихотворениям «Сон», «Февраль. Достать чернил и плакать!.. Библиотекарь рекомендует к прочтению малую прозу Пастернака — новеллы и повести «Апеллесова черта», «Письма из Тулы», «Охранная грамота», «Детство Люверс». Любителям биографий и переписок знаменитых людей будет интересен раздел, посвящённый судьбе автора. Дневник «Портрет Бориса Пастернака» З.
Но 23 октября 1958 года было обнародовано решение Нобелевского комитета. Впоследствии идею одобрили многие, включая Константина Симонова. Николай Чуковский и Вера Панова назвали Пастернака врагом. Еще через три дня общее собрание московских писателей одобрило исключение Пастернака из своих рядов. Чтобы сгладить ситуацию, писатель решил отказаться от премии и отправил письмо в комитет: «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я вынужден отказаться от незаслуженной премии, пожалуйста, не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ». Нобелевские регалии были вручены его сыну лишь 31 год спустя. На Всемирном фестивале молодежи и студентов в Вене 1959 года специальные люди распространяли «Доктора Живаго» на русском и в переводах на языки стран соцлагеря и мира капитализма — наряду с романами Оруэлла. Хоронили его в частном порядке, но многолюдно. Пастернаку, безусловно, не повезло. Не втянись он в темную историю с Фельтринелли, не сделай американцы ставку на «Живаго», не «накрути» Хрущева Суслов, мы имели бы в 1958 году сразу четверых нобелевских героев: выдающихся физиков Павла Черенкова, Илью Франка, Игоря Тамма — и выдающегося лирика Бориса Пастернака. Впрочем, не исключено, что долгожданное присуждение премии тоже было частью провокации.
«Февраль. Достать чернил и плакать». 125 лет со дня рождения Бориса Пастернака
7 февраля в библиотеке № 46 (79) прошло мероприятие, посвященное жизни и творчеству Бориса Леонидовича Пастернака. Борис Пастернак. Предлагаем вашему вниманию материал на тему: Февраль, достать чернил и плакать: боль и слава Бориса Пастернака. 10 февраля 1890 года родится Борис Леонидович Пастернак. Вспоминаем о жизни и творчестве этого замечательного русского поэта и писателя. Писатель, переводчик и один из крупнейших поэтов ХХ века Борис Леонидович Пастернак родился 10 февраля 1890 года и.
Google выпустил дудл в честь дня рождения Бориса Пастернака
Стих: «Февраль, Достать чернил и плакать» текст автора писателя «Борис Пастернак» Анализ стихотворения в читательской библиотеке «Стихи Дети Гуру». «МИР 24» предлагает пройти тест и расшифровать некоторые стихи Бориса Пастернака. Судьба Бориса Пастернака являет собой невероятный пример безупречной и счастливой жизни в эпоху исторических катаклизмов. Главным прозаическим произведением Бориса Пастернака стал роман «Доктор Живаго», который он завершил в 1956 году. «И творчество, и чудотворство» В начале февраля 1960 года, уже тяжело больной, Борис Леонидович Пастернак написал письмо дочери своего товарища. Главная» Новости» Пастернак биография февраль.
«Февраль. Достать чернил и плакать»: московский маршрут Бориса Пастернака
Борис Леонидович Пастернак Февраль Достать чернил и плакать Учить стихи легко Слушать Онлайн. БОРИС ПАСТЕРНАК Февраль. 2 варианта стихотворения «Февраль» Бориса Пастернака. образ чёрного цвета – лирический герой регулярно упоминает о чёрном цвете. Февраль. Достать чернил и плакать! Борис Пастернак выдвигался на соискание Нобелевской премии ежегодно с 1946 по 1950гг, но его талант не был оценен. Борис Пастернак выдвигался на соискание Нобелевской премии ежегодно с 1946 по 1950гг, но его талант не был оценен.
Стихотворение, которое Борис Пастернак писал всю жизнь
- Борис Пастернак — Февраль, Достать чернил и плакать: Стих
- Новости по теме: Борис Пастернак
- Вечер Памяти Бориса Пастернака
- Последствия
- Выставка ко дню рождения Б. Л. Пастернака
- Пастернак 46 лет переделывал стихи «Февраль, достать чернил и плакать». Я показал все правки
Выставка ко дню рождения Б. Л. Пастернака
Предлагаем вашему вниманию материал на тему: Февраль, достать чернил и плакать: боль и слава Бориса Пастернака. 10 февраля 1890 года родился поэт и писатель Борис Пастернак. Своеобразной визитной карточкой поэта Бориса Пастернака является стихотворение «Февраль. Борис Пастернак — все самые свежие новости по теме.
Борис Пастернак / 10 февраля 1890 - 30 мая 1960/
Он активно участвует в работе Союза Писателей СССР, но в 1936 году его обвиняют в оторванности от реальности, и начинается постепенное отчуждение Пастернака от официальной литературы. Тем временем, сам Пастернак полностью погружается в творчество, переводит Шекспира, Гёте, Шиллера. Сегодня мы знаем этих поэтов именно по переводам Пастернака. В 1958 году Пастернак получает Нобелевскую премию по литературе. Эта премия связывалась с антисоветским романом «Доктор Живаго», поэтому Пастернака заставили отказаться от нее. В атмосфере травли писатель прожил не долго. Борис Леонидович Пастернак умер 30 мая 1960 года от рака легких в Переделкино. Несмотря на то, что писатель был официально вне закона, на его похоронах собралась масса людей, среди которых были Булат Окуджава, Наум Коржавин, Андрей Вознесенский.
Стоит поглядеть». Его, столичного жителя, очень поразило то, что «зимой завод сообщается с внешним миром допотопным способом. Почту возили из Казани, расположенной в 250-ти верстах, как во времена «Капитанской дочки», на тройках». В письме от 30 декабря 1916 года свою работу он описывает так: «Воинским столом заведую я. В нашем «Манчестере» белобилетников таких до 500 человек. Все они по роду занятий, по документам и так далее в высшей степени разнообразны. Привести эти пять сотен разнообразия к необходимому единообразию должен был я». Борис Леонидович очень ответственно и серьезно относится к своим обязанностям, понимая, что от него зависит судьба людей. Позже он вспоминал: «В конторе завода я вел военный стол и освобождал целые волости военнообязанных, прикрепленных к заводам и работавших на оборону». Работа в военно-учетном столе отнимает у поэта много времени. Эта работа явно не приносит ему удовлетворения — как он сам выражается: «Работа напоминает рябиновку, разведенную теплой водой. Больше удовольствия он получал, занимаясь по полтора часа в день со старшим сыном Льва Карпова Володей. В семейном архиве Карповых сохранилась книга Пастернака с дарственной надписью: «Володе Карпову с наилучшими пожеланиями успехов и беспечного детства и отрочества». Огромное желание писать, литературное творчество были отдушиной для Бориса Пастернака. С октября по март им было сделано немало. В этот период он закончил перевод сонета Суинберна, написал рецензию на сборник В. Маяковского «Простое, как мычание», посылал стихи и прозу для сборника «Центрифуги». То есть здесь, в Бондюге, идет усиленная творческая работа, включавшая переводы, рецензии, прозу. Уединенная жизнь пошла ему на пользу. В личности Пастернака также произошли изменения. Теперь это уже самостоятельный и уверенный в себе молодой человек, не новичок на литературном поприще, а сложившаяся творческая личность.
Гонения на писателя, начавшиеся двумя годами ранее, во многом поспособствовали приближению его кончины. Начало гонений на Пастернака В 1958-м году в СССР разгорелся, пожалуй, самый знаменитый из советских литературных скандалов. Нобелевская премия за 1958 год по представлению Альбера Камю была присуждена многократному номинанту Борису Пастернаку с формулировкой: «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». В 1945 году, завершив перевод «Гамлета», Пастернак принимается за роман об интеллигенте в революции, ставя перед собой гоголевскую цель «показать хотя бы с одного боку всю Русь». В 1955 году, закончив роман, Пастернак рассылает его по редакциям, однако получает отказы, причем, с весьма жесткими формулировками. Отрицательный ответ из «Нового мира» в сентябре 1956 года подписали, в том числе, главный редактор, секретарь Союза писателей СССР Константин Симонов и председатель правления Московского отделения Союза Константин Федин. К тому времени рукопись «Доктора Живаго» уже находилась в работе у молодого итальянского издателя, члена КПИ и левого авантюриста Джанджакомо Фельтринелли. Впоследствии, когда Пастернака начнут «прорабатывать», доброволец-фронтовик Эммануил Казакевич, невольно подаривший эпохе название «Оттепель», возмущенно заявит: «Оказывается, судя по роману, Октябрьская революция — недоразумение и лучше было ее не делать». Публикацию за рубежом могли расценить лишь как невиданное потрясение основ — советские писатели так не поступали с первой пятилетки. Нелицеприятные предупреждения получают и Фельтринелли, и сам Пастернак, летом 1957 года даже отправивший в Италию телеграмму с требованием остановить издание. В ноябре 1957 года роман выходит на итальянском, за что Фельтринелли исключают из компартии Италии, а над головой Пастернака сгущаются тучи. В августе 1958-го в Голландии без санкции автора и как будто без участия итальянцев «Доктор Живаго» публикуется на русском языке небольшим тиражом, а затем бесплатно предлагается советским посетителям Всемирной выставки в Брюсселе.
Под влиянием давления он отказался от награды. В 1959 году у Пастернака диагностировали рак легких. О его смерти 30 мая 1960 года сообщили в советской прессе. Третьякова, Лиля Брик и Владимир Маяковский. Москва, май 1924 года Борис Пастернак, 1938 год.
«Февраль. Достать чернил и плакать». Борису Пастернаку — 130 лет
Боброву от 24 июня 1916 г. Внешние изображения Заводской посёлок при Березниковском содовом заводе, где в 1916 году останавливался Б. Фото начала XX в. В годы гражданской войны 1917—1922 После революции 1917 года, в 1921 году, родители Пастернака и его сёстры покидают советскую Россию по личному ходатайству А. Луначарского для лечения главы семейства в Германии и обосновываются в Берлине , однако после операции Леонида Осиповича Пастернака семья не пожелала вернуться в СССР позднее, после прихода к власти нацистов, семья в 1938 году переезжает в Лондон. В СССР В 1922 году Пастернак женится на художнице Евгении Лурье , с которой проводит в гостях у родителей в Берлине вторую половину года и всю зиму 1922—1923 годов [34]. В том же 1922 году выходит программная книга поэта « Сестра моя — жизнь », большинство стихотворений которой были написаны ещё летом 1917 года.
В следующем, 1923 году 23 сентября , в семье Пастернаков рождается сын Евгений скончался в 2012 году. Начинается активная переписка Пастернака с ними и русскими эмиграционными кругами вообще, в частности, с Мариной Цветаевой. В 1926 году началась переписка с Р. В 1920-е годы созданы также сборник «Темы и вариации» 1923 , роман в стихах «Спекторский» 1925 , цикл «Высокая болезнь», поэмы «Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт». В 1928 году Пастернак обращается к прозе. К 1930-му году он заканчивает автобиографические заметки «Охранная грамота», где излагаются его принципиальные взгляды на искусство и творчество.
На конец 1920-х — начало 1930-х годов приходится короткий период официального советского признания творчества Пастернака. Он принимает активное участие в деятельности Союза писателей СССР и в 1934 году выступает с речью на его первом съезде, на котором Н. Его большой однотомник с 1933 по 1936 год ежегодно переиздаётся. Познакомившись с Зинаидой Николаевной Нейгауз в девичестве Еремеевой, 1897—1966 , в то время женой пианиста Г. Нейгауза , вместе с ней в 1931 году Пастернак предпринимает поездку в Грузию см. Прервав первый брак, в 1932 году Пастернак женится на З.
В том же году выходит его книга «Второе рождение». В ночь на 1 января 1938 года у Пастернака и его второй жены рождается сын Леонид будущий физик, умер в 1976. В 1935 году Пастернак участвует в работе проходящего в Париже Международного конгресса писателей в защиту мира, где с ним случается нервный срыв. Это была его последняя поездка за границу. Белорусский писатель Якуб Колас в своих мемуарах вспоминал жалобы Пастернака на нервы и бессонницу [35]. В 1935 году Пастернак заступился за мужа и сына Анны Ахматовой , освобождённых из тюрем после писем Сталину от Пастернака и Анны Ахматовой.
В декабре 1935 года Пастернак шлёт в подарок Сталину книгу переводов Грузинской лирики и в сопроводительном письме благодарит за «чудное молниеносное освобождение родных Ахматовой» [36]. В январе 1936 года Пастернак публикует два стихотворения, обращённые со словами восхищения к И. Однако уже к середине 1936 года отношение властей к нему меняется — его упрекают не только в «отрешённости от жизни», но и в «мировоззрении, не соответствующем эпохе», и безоговорочно требуют тематической и идейной перестройки. Это приводит к первой длительной полосе отчуждения Пастернака от официальной литературы. По мере ослабевающего интереса к советской власти, стихи Пастернака приобретают более личный и трагический оттенок. В 1936 году поселяется на даче в Переделкино , где с перерывами проживёт до конца жизни.
С 1939 по 1960 год живёт на даче по адресу: улица Павленко, 3 сейчас мемориальный музей. Его московский адрес в писательском доме с середины 1930-х до конца жизни: Лаврушинский переулок, д. К концу 1930-х годов он обращается к прозе и переводам, которые в 40-х годах становятся основным источником его заработка. Пастернак понимал, что переводами спасал близких от безденежья, а себя — от упрёков в «отрыве от жизни», но в конце жизни c горечью констатировал [39] , что «… полжизни отдал на переводы — своё самое плодотворное время». По протекции драматурга Переца Маркиша , уезжавшего в Ташкент , Пастернак сумел снять небольшую угловую комнату на втором этаже дома банковского служащего Василия Вавилова улица Володарского, 75. В 1990 году в этой квартире был организован Мемориальный музей Бориса Пастернака.
Помогал денежно многим людям, в том числе репрессированной дочери Марины Цветаевой — Ариадне Эфрон. В 1943 году выходит книга стихотворений « На ранних поездах », включающая четыре цикла стихов предвоенного и военного времени. Послевоенные годы В 1946 году Пастернак познакомился с Ольгой Ивинской 1912—1995 , и она стала «музой» поэта. Он посвятил ей многие стихотворения. До самой смерти Пастернака их связывали близкие отношения. В 1952 году у Пастернака случился первый инфаркт, описанный в стихотворении «В больнице»: «О Господи, как совершенны Постели, и люди, и стены, Ночь смерти и город ночной…» Положение больного было серьёзным, но, как Пастернак написал 17 января 1953 года Нине Табидзе, его успокаивало, что «конец не застанет меня врасплох, в разгаре работ, за чем-нибудь недоделанным.
Что уходило и что добавлялось. Мое любимое: то город криками изрыт, то ветер криками изрыт, то снова город, но уже не криками он изрыт, а карканьем. В общем, наслаждайтесь: 92.
Несмотря на то, что все эти годы «к Пастернаку» шли почитатели, официальные власти не разрешали создать на даче мемориальный музей. Обстановка переделкинского дома осталась такой же, какой была при жизни Бориса Леонидовича. Письменный стол, лампа, книжная полка… Дом-музей Бориса Пастернака. Фото с сайта Государственного литературного музея Пастернаки жили очень просто — не богато, но и не бедно по тем временам — а именно просто. Сам Борис Леонидович любил говорить, что интерьер писательского дома должен состоять из письменного стола, стула и кровати — все остальное додумает его воображение. Именно так он и жил — аскетизм, подчеркнутый, как бы мы сейчас сказали, минимализм сразу бросается в глаза. Зимой тут обычно немноголюдно, но сотрудники музея говорят, что даже в будни есть желающие неспешно пройтись по комнатам поэта. Есть и дни «неотменяемых» тематических экскурсий — один из сотрудников заранее определяется с темой рассказа, назначает день проведения, и даже если в назначенный день придет всего один человек, экскурсию проведут только для него. Зато примерно с середины весны и до середины осени поток посетителей, зрителей и слушателей возрастает многократно. И так легко представимый «музейный быт» — тишина, шепот и «спящие» бабушки-смотрительницы — испаряются вовсе. В ином столичной офисе в деловом центре можно окунуться в большее спокойствие, чем в доме-музее Пастернака в «высокий сезон». Многие годы суета и приглушенное шуршание посетителей наполняли этот дом новой жизнью. И тем удивительнее, что в год 30-летия музея, 130-летия поэта и 60-летия со дня его смерти так уж совпали эти даты , несмотря на десятки запланированных встреч, экскурсий и праздничных мероприятий, здесь царит — до времени — абсолютная тишина… «Меня убили! Уже на следующий день после визита чиновника Борис Леонидович раскрыл газету «Известия» и увидел заголовок «Не дадим житья врагам Советского Союза». Под письмом среди прочих стояла фамилия «Пастернак». Пастернак требовал, чтобы в «Известиях» немедленно было опубликовано опровержение. И Пастернак написал. Документальных сведений о письме не сохранилось, но есть воспоминания Ольги Ивинской. Она пишет, что Борис Леонидович рассказывал ей, как просил в письме избавить его от необходимости подписывать просьбы о расстрелах. Как бы то ни было, больше к Пастернаку с подобными письмами не обращались. Борис Пастернак Большинство исследователей Пастернака тщетно задаются вопросом: почему его миновали репрессии, допросы и слежки?
Вроде уже и не холодно, но мороз может вдарить не шуточный. Ну а в стихах лучше всего написал о феврале Борис Пастернак , которые в свойственной ему манере буквально обыграл словами окружающую февральскую погоду и природу. Другое дело, что февраль в Екатеринбурге и февраль в Москве или в Марбурге Германия , где в 1912 г.
Февраль. Достать чернил и плакать!
Но ведь это не нечто сверхъестественное — любить. То, что мы можем любить кого-то, не делает нас лучше других. Но мы думаем, что это так, и что нас должны любить ответно. Все это происходит где-то на подсознании, буквально с рождения, вот почему мы так часто остаемся с разбитым сердцем. Еще мы часто думаем, что мы не выбираем любовь — что так просто случается. Но что если истинная цель любви не в том, чтобы думать, как любить или как найти любовь? Что если цель любви в том, чтобы определить, кто мы такие?
Может тогда мы сможем любить лучше. Любовь — это и выбор, и приговор. Сначала ты выбираешь: город, в котором жить, где работать, где отдыхать, с кем гулять. А потом твой выбор становится твоим приговором. Любовь — это исповедь твоего характера. По тому, кого ты любишь, можно узнать тебя.
Ты полюбишь такого же отпугивающего, странного и красивого, как и ты. Однако, если добавить в тазик воды столовую ложку уксуса и ополоснуть собаку после купания, неприятный запах исчезнет. Не запекайте свежее мясо прямо из холодильника. Перед запеканием положите кусок мяса в герметичный пластиковый пакет и опустите его в теплую но не горячую воду на 30-40 минут. Прогретое мясо пропечется равномерно и будет более сочным. С помощью этой маленькой хитрости любую зелень можно сохранить свежей в течение по крайней мере недели.
Поставьте петрушку, кинзу или базилик в стакан с водой, затем накройте пучок целлофановым пакетом, перетяните стакан резинкой и поставьте в холодильник. Так же следует хранить спаржу. Чтобы листовой салат сохранился дольше, сложите нарезанные листья в салатницу, накройте бумажной салфеткой и затяните пищевой пленкой. Салфетка впитает влагу, и салат сохранит свежесть на протяжении 5-7 дней. Чтобы хрустальные бокалы и вазы вновь засверкали всеми гранями, протрите их уксусом со щепоткой соли и смойте прохладной водой. Ни в коем случае не используйте соду, мыло и горячую воду, от этого хрусталь помутнеет.
А если лень возиться с мытьем, просто протрите бокалы крахмалом. Чтобы сыр не подсыхал с одной стороны, помажьте его тонким слоем сливочного масла. Не храните сыр в полиэтиленовой пищевой пленке, он в ней «задыхается» и обретает неприятный привкус. Заверните сыр в вощеную бумагу и положите в пакет, не завязывая его. Если в холодильнике нет специального отсека для сыра, храните его в отсеке для овощей. В наиболее охлаждающих частях холодильника сыр быстро потеряет вкусовые качества.
Любые продукты лучше хранить не в пластиковых контейнерах, которые всегда обладают специфическим запахом, а в стеклянных банках. Воск для полировки автомобилей прекрасно подойдет и для полировки раковин, кранов и других никелированных поверхностей. Вот еще один способ открыть бутылку вина, если под рукой нет штопора. Срежьте пластиковую защитную пленку с пробки и оберните бутылку полотенцем или любой другой тканью так, чтобы донышко оставалось открытым. Теперь уверенными, но не слишком сильными движениями начните стучать донышком бутылки об дерево. Уже после 10-15 ударов вы увидите, что под давлением углекислого газа пробка начинает выходить из горлышка.
Еще минута-другая — и бутылка открыта. Любые грибы нужно хранить только в бумажном пакете и ни в коем случае — в целлофановом. Никогда не храните лук в одной корзине с картофелем, так он быстрее испортится. Лук следует хранить в открытой таре, в месте с хорошей циркуляцией воздуха, а не в шкафчике под умывальником. Если вы страдаете от повышенного артериального давления, ваша диета обязательно должна содержать продукты с повышенным содержанием калия. В первую очередь, это сушеные абрикосы — курага или урюк, содержание калия в которых в разы превышает его содержание в других фруктах и овощах.
Нельзя обойтись без фасоли, гороха и морской капусты. И, конечно, орехи — миндаль, фундук и арахис. Помните, однако, что повышенное потребление калия и даже полный отказ от поваренной соли не являются лечением гипертонии, без адекватных медикаментов вам не обойтись. Перешагивая порог очередного десятилетия, естественно, пусть и вопреки здравому смыслу, рассматривать это как значительное событие. Когда мне исполнилось тридцать, брат сказал: «Ты теперь не юнец, а мужчина — веди себя соответственно». Когда мне стукнуло сорок, я сказал себе: «Молодость прошла».
В пятьдесят я сказал: «Не надо строить иллюзий — ты теперь пожилой человек, и с этим придется смириться». В шестьдесят я сказал: «Настала пора привести дела в порядок, наступает старость — надо расплатиться с долгами». Я решил оставить театр и написал «Подводя итоги»; в этой книге я попытался обозреть — прежде всего для себя самого — все, что узнал о жизни и литературе, что успел написать и какое удовольствие от этого получил. Но из всех годовщин семидесятая, по-моему, самая значительная. Считается, что такой срок отмерен человеку — «Дней наших семьдесят лет», — и можно сказать, что оставшиеся годы ты исхитрился украсть, когда старуха с косой ненароком отвернулась. В семьдесят ты уже не на пороге старости.
Ты старик. В континентальной Европе существует славный обычай отмечать эту дату в жизни именитого человека. Его друзья, коллеги, ученики если таковые имеются , объединив усилия, издают книгу эссе, написанных в его честь. В Англии не принято отдавать такую лестную дань нашим знаменитым людям. В лучшем случае в их честь устраивают обед, да и то, если они уж очень знамениты. Я был на одном таком обеде в честь семидесятилетия Герберта Уэллса.
На обеде присутствовала не одна сотня гостей. Бернард Шоу, великолепный — высоченный, с белоснежной бородой и шевелюрой, свежим цветом лица и горящими глазами, произнес речь. Он стоял, очень прямой, скрестив руки на груди, и с присущим ему лукавым юмором сумел наговорить много колкостей — как почетному гостю, так и кое-кому из присутствующих. Поздравление получилось в высшей степени занятное, произносил он его зычным голосом, по всем правилам ораторского искусства, и его ирландский акцент одновременно и подчеркивал, и скрадывал ядовитые выпады. Потом Уэллс, чуть не водя носом по бумажке, пискливым голосом прочитал свою речь. Он брюзгливо говорил о своем преклонном возрасте и с присущей ему сварливостью напал на тех присутствующих, кому, возможно, взбрело в голову, будто юбилей и сопровождающий его банкет означают, что он намерен отойти от дел.
И заверил их, что он, как всегда, готов направлять человечество на путь истинный. Мой день рождения прошел вполне буднично. Утром я, как обычно, работал, днем гулял в пустынном леске за домом. Мне так и не удалось разгадать, что придает этому леску его таинственную притягательность. Второго такого я в жизни не видал, такой глубокой тишины я нигде больше не встречал. С густолиственных виргинских дубов причудливыми гирляндами, точно клочья рваного савана, свисал бородатый мох, эвкалипты в эту пору уже оголились, а ягоды на мыльном дереве съежились и пожелтели; там-сям над низкорослыми деревьями высились сосны с их сочной сверкающей на солнце зеленью.
В этом заглохшем безлюдном леске есть нечто странное, и хотя кроме тебя тут никого нет, не покидает жутковатое чувство, что где-то рядом шныряют незримые существа — не люди, но и не звери. Чудится, что какая-то тень, выглянув из-за ствола, безмолвно следит за тобой. Вокруг разлита тревога — кажется, все затаилось и чего-то ждет. Я вернулся домой, приготовил себе чашку чая и до обеда читал. После обеда снова читал, два-три раза разложил пасьянс, послушал по радио последние известия, в постели перед сном читал детективный роман. Окончив его, я заснул.
За исключением двух моих служанок, я за весь день ни с кем не перемолвился ни словом. Вот как я провел свой семидесятый день рождения, да я и не желал бы провести его иначе. Я размышлял. Два-три года назад я гулял с Лизой, и она завела речь, уж не помню в связи с чем, о том, каким ужасом преисполняет ее мысль о старости. Зато у старости есть свои преимущества. Музыка, искусство и литература будут радовать тебя иначе, чем в молодости, но никак не меньше.
Потом очень любопытно наблюдать за событиями, которые больше не касаются тебя непосредственно. И пусть наслаждения теряют былую остроту, зато и горе переживается не так мучительно. Я видел, что мои слова не слишком утешили ее, и, еще не закончив свою тираду, осознал, что перспективу нарисовал не слишком вдохновляющую. Позже, предаваясь размышлениям на эту тему, я пришел к выводу, что главное преимущество старости — духовная свобода. Наверное, это не в последнюю очередь объясняется безразличием, с которым в старости относишься ко многому из того, что в расцвете сил представлялось важным. Другое преимущество заключается в том, что старость освобождает от зависти, ненавистничества и злости.
Пожалуй, я никому не завидую. Я не зарыл в землю таланты, которыми меня одарила природа, и не завидую тем, кого она одарила щедрее; я знал успех, большой успех, и не завидую чужому успеху. Я вполне готов освободить ту небольшую нишу, которую так долго занимал, и отдать ее другому. Мне теперь безразлично, что думают обо мне. Нравлюсь — хорошо, нет — так нет. Если я нравлюсь людям — мне приятно, если нет — меня это ничуть не трогает.
Я давно заметил, что у определенного рода людей я вызываю неприязнь; это в порядке вещей, всем мил не будешь, и их недоброжелательство меня скорее занимает, чем обескураживает. Мне лишь любопытно, чем вызван их антагонизм. Безразлично мне и мнение о моих книгах. В общем и целом, я осуществил все свои замыслы, ну а там будь что будет. Я никогда не жаждал такого шумного успеха, каким пользуются некоторые писатели и который многие из нас в простоте душевной принимают за славу, и не раз жалел, что не взял псевдоним — лишнее внимание только помеха. Вообще-то свой первый роман я намеревался подписать псевдонимом и свое имя поставил лишь после того, как издатель предупредил меня, что на книгу обрушится лавина нападок, и мне не захотелось скрываться под вымышленной фамилией.
Я полагаю, многие авторы в глубине души питают надежду, что их не забудут и после смерти, я и сам подчас тешился, взвешивая свои шансы на посмертную известность, пусть и недолговечную. Моей лучшей книгой, как правило, считают «Бремя страстей человеческих». Судя по количеству проданных экземпляров, у романа все еще широкий круг читателей, а ведь он был издан тридцать лет тому назад. Для романа это большой срок. Но романы такого объема редко живут долго, и, надо полагать, с уходом нынешнего поколения, которому он, к моему удивлению, чем-то близок, его забудут вкупе с другими книгами, посущественнее его. Думаю, одна-две мои комедии некоторое время еще кое-как продержатся на сцене: они написаны в традициях английской комедии и по этой причине им отыщется место в длинном ряду, начало которому положили драматурги эпохи Реставрации и который так прелестно продолжает своими пьесами Ноэль Коуард.
Не исключено, что пьесы обеспечат мне строчку-другую в истории английского театра. Думаю, несколько моих лучших рассказов еще долгие годы будут включать в антологии, хотя бы по той причине, что в кое-каких из них речь идет и о местах, и о коллизиях, которые течение времени и развитие цивилизации окружат романтическим ореолом. Две-три пьесы, да дюжина рассказов — не слишком внушительный багаж для путешествия в будущее, но все же лучше, чем ничего. А если я заблуждаюсь и меня забудут через неделю после смерти, я об этом не узнаю. Прошло десять лет с тех пор, как я отвесил последний поклон в театре фигурально выражаясь: после первых пьес я перестал выходить на сцену, сочтя эту процедуру слишком унизительной ; журналисты и друзья решили, что это пустые разговоры и через год-другой я передумаю и вернусь в театр; но я не изменил своего решения и не намерен его менять. Несколько лет назад я лелеял планы написать еще четыре романа, а потом вообще отойти от литературы.
Один я написал я не беру в расчет роман о войне, который, насилуя себя, написал, чтобы сделать что-то для нашей победы в бытность мою в Америке, но теперь понимаю, что остальные три вряд ли когда-либо напишу. В одном речь должна была идти о чуде, совершившемся в XVI веке в Испании; во втором — о пребывании Макиавелли у Чезаре Борджиа в Романье — этот визит дал ему замечательный материал для «Государя»; я намеревался вплести в их беседы материал, легший в основу макиа-веллиевой «Мандрагоры». Зная, как часто авторы используют в произведениях эпизоды собственной жизни, порой вполне несущественные, интерес и значительность которым придает лишь сила их воображения, я решил, что было бы забавно, оттолкнувшись от пьесы, восстановить события, породившие ее к жизни. Последний роман я собирался написать о рабочей семье из трущоб Бермондзи. Меня прельщала мысль завершить путь романом о непутевых обитателях трущоб — полвека назад я начал его романом о них же. Но теперь довольствуюсь тем, что коротаю часы досуга, размышляя об этих романах.
Впрочем, именно так писатель получает больше всего радости от своих книг: когда книги написаны, они ему уже не принадлежат, и его больше не забавляют разговоры и поступки созданий его фантазии. Думается, на восьмом десятке я уже вряд ли напишу нечто подлинно великое. Вдохновение не то, силы не те, воображение не то. Историки литературы с жалостливым сочувствием, а чаще с жестоким равнодушием отвергают произведения даже самых великих писателей, написанные на склоне лет, да я и сам огорчался, читая недостойные творения, выходившие из-под пера тех моих друзей, даже очень талантливых, которые продолжали писать после того, как от их былого таланта осталась лишь жалкая тень. Писатель прежде всего находит отклик в своем поколении, и он поступит мудро, предоставив следующим поколениям самим отыскивать выразителей своих настроений. Впрочем, что бы он ни делал, этого все равно не миновать.
Его язык будет для следующих поколений тарабарщиной. Думаю, представление о моей жизни и деятельности, которое я хотел бы оставить после себя, уже сложилось, и мне не написать ничего такого, что его существенно дополнило бы. Я выполнил свое предназначение и готов поставить точку. Не так давно я обнаружил, что если раньше больше жил будущим, чем настоящим, теперь меня все больше занимает прошлое, а это явно свидетельствует, что я поступил мудро. Наверное, это в порядке вещей, если впереди у тебя от силы лет десять, а позади такая долгая жизнь. Я всегда любил строить планы, и, как правило, выполнял их; но можно ли строить планы сегодня?
Кто скажет, что тебя ждет через год, через два года? Каковы будут твои обстоятельства, сможешь ли ты жить по-прежнему? Мою парусную яхту, на которой я ходил по Средиземному морю, реквизировали немцы, мой автомобиль — итальянцы, на моей вилле сначала поселились итальянцы, потом немцы, и мебель, книги, картины — те, которые не расхитили, где только ни разбросаны. Однако все это меня решительно не волнует. Я успел пожить в роскоши, о которой можно только мечтать. И теперь мне вполне достаточно двух комнат, трехразового питания и возможности пользоваться хорошей библиотекой.
Мыслями я все чаще уношусь в давно ушедшие годы юности. О многих своих тогдашних поступках я сожалею, но стараюсь, чтобы это не слишком портило мне жизнь; я говорю себе: это сделал не ты, а тот другой человек, которым ты некогда был. Я причинил зло разным людям, но раз этого не исправить, я стараюсь искупить свою вину, делая добро другим людям. Временами я не без сокрушения думаю о плотских радостях, упущенных в те годы, когда мог ими наслаждаться; но я знаю, что не упустить их я не мог — я всегда был брезглив, и когда доходило до дела, физическое отвращение удерживало меня от приключений, которые я предвкушал в своем воспаленном воображении. Я был более целомудрен, чем мне хотелось бы. Люди в большинстве своем очень словоохотливы, а старики и вовсе болтливы, и хотя я больше люблю слушать, чем говорить, недавно мне показалось, что я впадаю в грех многоречивости; едва заметив это, я стал себя одергивать.
Стариков выносят с трудом, поэтому надо вести себя крайне осмотрительно. Стараться никому не быть в тягость. Не навязывать своего общества молодым — при тебе они чувствуют себя скованно, не в своей тарелке, и надо быть очень толстокожим, чтобы не заметить, как они радуются, когда ты уходишь. Если у старика есть имя, молодые порой ищут знакомства с ним, но надо понимать, что с ним хотят познакомиться не ради него самого, а ради того, чтобы посудачить о нем с приятелями своего возраста. Для молодых старик — гора, на которую взбираются не ради покорения высоты или ради открывающегося с нее вида, а ради того, чтобы, спустившись с нее, похвастаться своим подвигом. Старику надлежит проводить время среди своих сверстников, и если он получает от этого удовольствие, значит, ему очень повезло.
Грустно, конечно, бывать на сборищах, где все без исключения стоят одной ногой в могиле. Дураки в старости не умнеют, а старый дурак куда зануднее молодого. Не знаю, кто невыносимее — те старики, которые отказываются считаться с возрастом и ведут себя с тошнотворной игривостью, или же те, которые завязли в давно прошедшем времени и брюзжат на мир, который не завяз там вкупе с ними. Что и говорить, перспективы у стариков не слишком привлекательные: молодые избегают их общества, а в обществе сверстников им скучно. Им не остается ничего другого, как довольствоваться собственным обществом, и мне это на руку: собственное общество мне никогда не надоедало. Я всегда не любил большие сборища, и для меня не последнее преимущество старости — возможность под благовидным предлогом отказаться от приглашения на какой-нибудь вечер или, соскучась, улизнуть с него.
Теперь, когда я вынужден все чаще пребывать в одиночестве, оно меня все больше радует. В прошлом году я несколько недель прожил в небольшом домике на берегу Комбахи-ривер; там не было ни одной живой души, но я не испытывал ни тоски, ни скуки. И когда жара и комары вынудили меня покинуть мое прибежище, я с неохотой вернулся в Нью-Йорк. Удивительно, до чего поздно начинаешь понимать, какими милостями осыпала меня природа.
И видит еще. Как назем огородника, Всю землю сравняли с землей на Стоходе. Не верит, чтоб выси зевнулось когда-нибудь Во всю ее бездну, и на небо выплыл, Как колокол на перекладине дали, Серебряный слиток глотательной впадины, Язык и глагол ее, — месяц небесный.
Нет, косноязычный, гундосый и сиплый, Он с кровью заглочен хрящами развалин. Сунь руку в крутящийся щебень метели, — Он на руку вывалится из расселины Мясистой култышкою, мышцей бесцельной На жиле, картечиной напрочь отстреленной. Его отожгло, как отеклую тыкву.
Собрал вам все основные редакции «Февраля». Что уходило и что добавлялось. Мое любимое: то город криками изрыт, то ветер криками изрыт, то снова город, но уже не криками он изрыт, а карканьем.
Главным прозаическим произведением Бориса Пастернака стал роман «Доктор Живаго», который он завершил в 1956 году. Спустя два года ему присудили Нобелевскую премию по литературе «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Из-за травли, которую на него устроили советские власти, он был вынужден отказаться от высокой премии. Скончался классик русской литературы 30 мая 1960 года в подмосковном поселке Переделкино.