Благодаря знаменитому писателю Даниэлю Дефо имя героя его романа Робинзона Крузо давно стало нарицательным.
Гениальный пиар через века: Робинзон Крузо как идеальный господин мира
О романе Дефо все знают, что изначально он был «взрослым», а о книге Стивенсона можно подумать, что она для начинающих, однако дело обстоит не совсем так. Неоромантик Стивенсон считал себя серьезным писателем и сочинял «Остров сокровищ» для искушенной публики, но отнюдь не для подростков, а журналист Дефо, впечатленный популярной в то время в начале XVIII века историей шотландского моряка Александра Селькирка, напротив, взялся за горячий сюжет, чтобы развлечь публику, охочую до сенсаций и приключений, и стилизовал повествование под настоящие записки моряка. Он не прогадал — уже при его жизни роман много раз переиздавался: первый тираж разошелся за несколько дней, 12 мая появилось второе издание, а 6 июня — третье; его выпускали без ведома автора и стряпали многочисленные переделки. Книга продавалась так хорошо, что автору пришлось написать два продолжения третье сегодня мало известно, поскольку материала на него не хватило, и Дефо схалтурил, выпустив сборник сентенций Робинзона — к сожалению, довольно банальных. По форме книга Дефо несовершенна, в ней множество повторов один из исследователей пишет, что автор таким образом нагонял объем до указанного в договоре с издателем , у нее неудачная концовка там зачем-то подробно рассказывается о том, как выбравшийся с острова Робинзон и его верный слуга Пятница во время путешествия по Европе сражаются с полчищем волков и медведем , поэтому неудивительно, что многие знакомятся с этим произведением в сокращенном пересказе Корнея Чуковского, и даже из «взрослых» изданий часто удаляют целые куски. Роман распадается на три части: авантюрное начало совсем юный, неопытный моряк попадает в плен к берберам, через два года сбегает от них на баркасе и проплывает вдвоем с чернокожим слугой немыслимые расстояния, убивая по дороге львов , жизнь на острове и вычурная концовка. Литературовед Франко Моретти утверждает, что таким образом в романе отразилась двойственность бурно развивавшейся в то время буржуазии: с одной стороны, буржуа был авантюристом и зарабатывал большие деньги с большим риском, а с другой — он же был приверженцем новой трудовой этики и постоянно работал. Противоречие это так и не было преодолено — по сей день огромные капиталы сколачиваются не только упорным трудом, но и с помощью рискованных биржевых торгов. Судя по всему, в романе Дефо оно было зафиксировано впервые, и поэтому сперва мы читаем о головокружительных и неправдоподобных приключениях героя, отправившегося на поиски удачи в море вопреки воле отца, а затем узнаем о его сверхрациональной и упорядоченной жизни на острове, полностью посвященной труду.
Сложно даже сказать, почему это повествование так захватывает: Робинзон полностью перерождается, начинает изучать Библию и молиться Богу, чего никогда раньше не делал, он трудится как настоящий представитель протестантской этики в рамках которой, по словам Макса Вебера, «человек существует для дела, а не дело для человека» , постоянно расширяет свои владения и увеличивает запасы. Останки корабля, на котором герой приплыл к роковому острову, Робинзон стремится разобрать до последнего гвоздя, он одержим комфортом и извлечением пользы из всего, что есть у него под рукой. А в мире инструментов можно заниматься только одним — работать». На необитаемом острове нет места поэзии авантюризма — там царит проза трудовых будней, усердной работы, раскаяния, молитвы и погони за комфортом, причем изображено все это настолько динамично, ярко и достоверно, что за выращиванием риса, одомашниванием коз и сооружением кривоватых стульев и столов мы следим с таким вниманием, будто перед нами разворачивается детективный сюжет хотя по сути почти ничего не происходит. Стоит отметить, что Александр Селькирк, исторический прототип Робинзона, протестантского царства на необитаемом острове отнюдь не построил — наоборот, он вернулся в первобытное состояние. Когда его спасли, Селькирк был в крайне удручающем положении и, уж конечно, не мог как Робинзон претендовать на титул «губернатора острова» и право руководить захватом пиратского судна. Сам Дефо неслучайно называл свое лучшее произведение аллегорическим — он писал о занимательных вещах, морализировал, но и облекал художественной плотью носившиеся в воздухе идеи новой буржуазной эпохи и не претендовал на достоверность описываемого. Чему «Робинзон Крузо» может нас научить Для современного читателя «Робинзон Крузо», в первую очередь, роман о том, как строить жизнь заново.
Главный герой полностью оторван от привычной среды, лишен самых необходимых вещей и вынужден начинать с нуля. Он делает то, чего не делал никогда: сооружает себе жилище, учится мастерить мебель, шить одежду, готовить, разводить животных, выращивать и печь хлеб, молиться психологически вполне достоверная деталь — как иначе можно провести столько лет в одиночестве и не сойти с ума и так далее. Конечно, чаще всего перемены в обыденной жизни не такие радикальные. Если человек не просто развелся, разорился, переехал в незнакомое место или остался без работы, а попал в стесненные обстоятельства армия, тюрьма и т. Робинзону приходится создавать свой мир из ничего и самостоятельно придумывать для него правила. Именно поэтому мы имеем дело с условным, но эмоционально убедительным описанием начала новой жизни и можем попытаться извлечь из него некоторые уроки. На методический характер «Робинзона Крузо» обратил внимание один из самых великих ценителей романа Дефо — философ-просветитель Жан-Жак Руссо, переосмысливший историю обитателя необитаемого острова в романе «Эмиль, или О воспитании». Руссо считал «Робинзона» лучшей иллюстрацией своих радикальных идей: он является настоящим «естественным человеком», а, по мнению французского мыслителя, ненавидящего цивилизацию, все беды человечества проистекают из оторванности от природы.
Общество безнадежно испорчено, и только жизнь в постоянном контакте с природой может избавить человека от условностей и предрассудков. Природа, по мысли Руссо, помогает Робинзону составить верное представление о вещах и начать жизнь заново, занимаясь трудом это одно из важнейших условий естественной жизни и руководствуясь новыми, рациональными принципами.
Потом уже склочный боцман передумал, но капитан оставался неумолим. В результате Селькирк прожил на острове в полном одиночестве 4 года и одичал: утратил человеческий вид и практически разучился говорить. Только 1 февраля 1709 года экспедиция английского капитана, капера Роджерса Вудса, которая совершала кругосветное плавание на двух кораблях "Герцог" и Герцогиня", сняла Селькирка с острова. Среди людей он снова обрёл человеческий вид. Его спасло то, что помощником Вудса был Уильям Дампир — руководитель экспедиции, в составе которой Селькирк и попал в Южную Америку в 1704 году. Даниэль Дэфо переработал историю — изменил имя героя, в семь раз увеличил срок его пребывания на острове и сделал интеллектуалом, который не потерял человеческий облик, а, наоборот, стал только мудрее.
Через 250 лет Станислав Говорухин замахнулся на экранизацию его книги. На главную роль в фильме режиссер выбрал Леонида Куравлёва. Его решение для многих стало непонятным. Хоть к тому времени Куравлев и был уже популярным актером, но за ним закрепилось амплуа простого парня, местами наивного и даже глуповатого. Достаточно вспомнить роль Пашки Колокольникова по прозвищу "Пирамидон", из шукшинского "Живет такой парень" 1964 , которая и сделала Куравлева знаменитой, или мелкого карманника Шуры Балаганова из "Золотого телёнка" 1968. Здесь же предстояло играть драматическую роль страдающего от одиночества человека, который каждый день борется за свое существование и пытается сохранить рассудок. Основная сложность заключалась в том, что Робинзон на экране очень мало говорит, и все эмоции нужно показывать. Тем не менее, Куравлёв прекрасно справился с поставленной задачей.
Роль Робинзона Крузо — это вершина его творчества. В чём-то она стала пророческой для актёра: в последние годы он вел жизнь отшельника, сведя общение с другими людьми к минимуму. Приглашение поучаствовать в пробах на роль Робинзона Крузо пришло Леониду Куравлёву телеграммой. Он посчитал её шуткой, никак не отреагировал и никуда не поехал. Лишь когда почтальон доставил вторую телеграмму, Леонид Вячеславович понял, что всё серьёзно и стал паковать чемоданы. До него Говорухин успел рассмотреть около 20 кандидатур, в том числе и довольно известных актеров, но никто не подходил. Свой выбор он потом объяснил так:"Любой другой артист уже через 20 минут в кадре наскучит зрителю. А с Леонидом Куравлёвым будет иначе — за ним интересно наблюдать".
Ради съёмок Куравлёву пришлось пожертвовать другой картиной.
Это давало мне некоторое основание предположить, что здешние звери никогда не слыхали такого звука. Я окончательно убедился, что нам и думать нечего о высадке на берег ночью, но вряд ли возможно будет высадиться и днём: попасть в руки какого-нибудь дикаря не лучше, чем попасться в когти льву или тигру; по крайней мере эта опасность пугала нас нисколько не меньше. Тем не менее здесь или в другом месте, но нам необходимо было сойти на берег, ибо у нас не оставалось ни пинты воды. Но опять загвоздка была в том, где и как высадиться. Ксури объявил, что, если я его пущу на берег с кувшином, он постарается разыскать и принести пресную воду. А когда я спросил его, отчего же идти ему, а не мне и отчего ему не остаться в лодке, в ответе мальчика было столько глубокого чувства, что он подкупил меня навеки. Я дал мальчику поесть сухарей и выпить глоток вина из хозяйского запаса, о котором я уже говорил; затем мы подтянулись поближе к земле и, соскочив в воду, направились к берегу вброд, не взяв с собой ничего, кроме оружия да двух кувшинов для воды. Я не хотел удаляться от берега, чтоб не терять из виду баркаса, опасаясь, как бы вниз по реке к нам не спустились дикари в своих пирогах; но Ксури, заметив низинку на расстоянии приблизительно одной мили от берега, зашагал туда с кувшином. Вскоре я увидел, что он бежит назад.
Подумав, что за ним гонятся дикари либо он испугался хищного зверя, я бросился к нему на помощь, но, подбежав ближе, увидел, что на плечах у него что-то лежит. Оказалось, он убил какого-то зверька вроде нашего зайца, но иной окраски и с более длинными ногами. Мы оба радовались такой удаче, и мясо убитого животного оказалось очень вкусным; но ещё больше я обрадовался, услышав от Ксури, что он нашёл хорошую пресную воду и не встретил диких людей. Потом оказалось, что наши чрезмерные хлопоты о воде были напрасны: в той самой речке, где мы стояли, только немного повыше, куда не достигал прилив, вода была совершенно пресная, и мы, наполнив кувшины, устроили пиршество из убитого зайца и приготовились продолжать путь, так и не обнаружив в этой местности никаких следов человека. Я уже побывал однажды в этих местах, и мне было хорошо известно, что Канарские острова и острова Зелёного Мыса отстоят недалеко от материка. Но теперь у меня не было с собой приборов для наблюдений, и, следовательно, я не мог определить, на какой широте мы находимся; к тому же я не знал в точности или, во всяком случае, не помнил, на какой широте лежат эти острова, поэтому неизвестно было, где их искать и когда следует свернуть в открытое море, чтобы приплыть к ним; знай я это, мне было бы нетрудно добраться до какого-нибудь из островов. Но я надеялся, что если я буду держаться вдоль берега, покамест не дойду до той части страны, где англичане ведут береговую торговлю, то я, по всей вероятности, встречу какое-нибудь английское купеческое судно, совершающее свой обычный рейс, и оно нас подберёт. По всем моим расчётам, мы находились теперь против береговой полосы, что тянется между владениями марокканского султана и землями негров. Это пустынная, безлюдная область, где обитают одни только дикие звери: негры, боясь мавров, покинули её и ушли дальше на юг, а мавры нашли невыгодным заселять эти бесплодные земли; вернее же, что тех и других распугали тигры, львы, леопарды и прочие хищники, которые водятся здесь в несметном количестве. Таким образом, для мавров эта область служит только местом охоты, на которую они отправляются целыми армиями, по две, по три тысячи человек.
Неудивительно поэтому, что на протяжении чуть ли не ста миль мы видели днём лишь безлюдную пустыню, а ночью не слыхали ничего, кроме воя и рёва диких зверей. Два раза в дневную пору мне показалось, что я вижу вдали Тенерифский пик — высочайшую вершину горы Тенериф, что на Канарских островах. Я даже пробовал сворачивать в море в надежде добраться туда, но оба раза противный ветер и сильное волнение, опасное для моего утлого судёнышка, принуждали меня повернуть назад, так что в конце концов я решил не отступать более от моего первоначального плана и держаться вдоль берегов. После того как мы вышли из устья речки, нам ещё несколько раз пришлось приставать к берегу для пополнения запасов пресной воды. Однажды ранним утром мы стали на якорь под защитой довольно высокого мыска; прилив только ещё начинался, и мы ждали полной его силы, чтобы подойти ближе к берегу. Вдруг Ксури, у которого, видно, глаза были зорче моих, тихонько окликнул меня и сказал, что нам лучше бы отойти от берега подальше. Я взглянул, куда он показывал, и действительно увидел страшилище. Это был огромной величины лев, лежавший на скате берега в тени нависшей скалы. Мальчик испугался. Я не стал возражать, велел только не шевелиться и, взяв самое большое ружьё, по калибру почти равнявшееся мушкету, зарядил его двумя кусками свинца и порядочным количеством пороху; в другое я вкатил две большие пули, а в третье у нас было три ружья — пять пуль поменьше.
Взяв первое ружьё и хорошенько прицелившись зверю в голову, я выстрелил; но он лежал, прикрыв морду лапой, и заряд попал ему в переднюю лапу и перебил кость выше колена. Зверь с рычанием вскочил, но, почувствовав боль, сейчас же свалился, потом опять поднялся на трёх лапах и испустил такой ужасный рёв, какого я в жизни своей не слышал. Я был немного удивлён тем, что не попал ему в голову, однако, не медля ни минуты, взял второе ружьё и выстрелил зверю вдогонку, так как он заковылял было прочь от берега; на этот раз заряд попал прямо в цель. Я с удовольствием увидел, как лев упал и, издавая какие-то слабые звуки, начал корчиться в борьбе со смертью. Тут Ксури набрался храбрости и стал проситься на берег. Мальчик прыгнул в воду и поплыл к берегу, работая одной рукой и держа в другой ружьё. Подойдя вплотную к распростёртому зверю, он приставил дуло ружья к его уху и выстрелил, прикончив зверя. Дичь была знатная, но несъедобная, и я очень жалел, что мы истратили даром три заряда. Но Ксури объявил, что он поживится кое-чем от убитого льва, и, когда мы вернулись на баркас, попросил у меня топор. Однако головы отрубить он не смог, а отрубил только лапу, которую и притащил с собой.
Она была чудовищных размеров. Тут мне пришло в голову, что, может быть, нам пригодится шкура льва, и решил попытаться снять её. Мы с Ксури подошли ко льву, но я не знал, как взяться за дело. Ксури оказался гораздо ловчее меня. Эта работа заняла у нас целый день. Наконец шкура была снята; мы растянули её на крыше нашей каютки; дня через два солнце как следует просушило её, и впоследствии она служила мне постелью. После этой остановки мы ещё дней десять-двенадцать продолжали держать курс на юг, стараясь как можно экономнее расходовать наши запасы, начинавшие быстро таять, и сходили на берег только за пресной водой. Я хотел дойти до устьев Гамбии или Сенегала, иначе говоря, приблизиться к Зелёному Мысу, где надеялся встретить какое-нибудь европейское судно: я знал, что, если этого не случится, мне останется либо блуждать в поисках островов, либо погибнуть здесь среди негров. Мне было известно, что все европейские суда, куда бы они ни направлялись — к берегам ли Гвинеи, в Бразилию или в Ост-Индию, — проходят мимо Зелёного Мыса или островов того же названия; словом, я поставил всю свою судьбу на эту карту, понимая, что либо я встречу европейское судно, либо погибну. Итак, ещё дней десять я продолжал стремиться к этой единственной цели.
Постепенно я стал замечать, что побережье обитаемо; в двух-трёх местах, проплывая мимо, мы видели на берегу людей, которые глазели на нас. Мы могли также различить, что они были чёрные, как смола, и совсем голые. Один раз я хотел было сойти к ним на берег, но Ксури, мой мудрый советчик, сказал: «Не ходи, не ходи». Тем не менее я стал держать ближе к берегу, чтобы можно было вступить с ними в разговор. Они, должно быть, поняли моё намерение и долго бежали вдоль берега за нашим баркасом. Я заметил, что они не были вооружены, кроме одного, державшего в руке длинную тонкую палку. Ксури сказал мне, что это копьё и что дикари мечут копья очень далеко и замечательно метко; поэтому я держался в некотором отдалении от них и, как умел, объяснялся с ними знаками, стараясь главным образом дать им понять, что мы нуждаемся в пище. Они знаками показали мне, чтобы я остановил лодку и что они принесут нам мяса. Как только я спустил парус и лёг в дрейф, двое чернокожих побежали куда-то и через полчаса или того меньше принесли два куска вяленого мяса и немного зерна какого-то местного злака. Мы не знали, что это было за мясо и что за зерно, однако изъявили полную готовность принять и то и другое.
Но тут мы стали в тупик: как получить всё это? Мы не решались сойти на берег, боясь дикарей, а они, в свою очередь, боялись нас нисколько не меньше. Наконец они придумали выход из этого затруднения, одинаково безопасный для обеих сторон: сложив на берегу зерно и мясо, они отошли подальше и стояли неподвижно, пока мы не переправили всё это на баркас, а затем воротились на прежнее место. Мы благодарили их знаками, потому что больше нам было нечем отблагодарить. Но в ту же минуту нам представился случай оказать им большую услугу. Мы ещё стояли у берега, как вдруг со стороны гор выбежали два огромных зверя и бросились к морю. Один из них, как нам казалось, гнался за другим: был ли это самец, преследовавший самку, играли ли они между собою или грызлись, мы не могли разобрать, как не могли бы сказать и того, было ли это обычное явление в тех местах или исключительный случай; я думаю, впрочем, что последнее было вернее, так как, во-первых, хищные звери редко показываются днём, а во-вторых, мы заметили, что люди на берегу, особенно женщины, сильно перепугались. Только человек, державший копьё или дротик, остался на месте; остальные пустились бежать. Но звери мчались прямо к морю и не намеревались нападать на негров. Они бросились в воду и стали плавать, словно купание было единственной целью их появления.
Вдруг один из них подплыл довольно близко к баркасу. Я этого не ожидал; тем не менее, зарядив поскорее ружьё и приказав Ксури зарядить оба других, я приготовился встретить хищника. Как только он приблизился на расстояние ружейного выстрела, я спустил курок, и пуля попала ему прямо в голову; он мгновенно погрузился в воду, потом вынырнул и поплыл назад к берегу, то исчезая под водой, то снова появляясь на поверхности. Видимо, он был в агонии — он захлёбывался водой и кровью из смертельной раны и, не доплыв немного до берега, околел. Невозможно передать, сколь поражены были бедные дикари, когда услышали треск и увидали огонь ружейного выстрела; некоторые из них едва не умерли со страху и упали на землю, точно мёртвые. Но, видя, что зверь пошёл ко дну и что я делаю им знаки подойти ближе, они ободрились и вошли в воду, чтобы вытащить убитого зверя. Я нашёл его по кровавым пятнам на воде и, закинув на него верёвку, перебросил конец её неграм, а те притянули её к берегу. Животное оказалось леопардом редкой породы с пятнистой шкурой необычайной красоты. Негры, стоя над ним, воздевали вверх руки в знак изумления; они не могли понять, чем я его убил. Второй зверь, испуганный огнём и треском моего выстрела, выскочил на берег и убежал в горы; за дальностью расстояния я не мог разобрать, что это был за зверь.
Между тем я понял, что неграм хочется поесть мяса убитого леопарда; я охотно оставил его им в дар и показал знаками, что они могут взять его себе. Они всячески выражали свою благодарность и, не теряя времени, принялись за работу. Хотя ножей у них не было, однако, действуя заострёнными кусочками дерева, они сняли шкуру с мёртвого зверя так быстро и ловко, как мы не сделали бы этого и ножом. Они предложили мне мясо, но я отказался, объяснив знаками, что отдаю его им, и попросил только шкуру, которую они мне отдали весьма охотно. Кроме того, они принесли для меня новый запас провизии, гораздо больше прежнего, и я его взял, хоть и не знал, какие это были припасы. Затем я знаками попросил у них воды, протянув один из наших кувшинов, я опрокинул его кверху дном, чтобы показать, что он пуст и что его надо наполнить. Они сейчас же прокричали что-то своим. Немного погодя появились две женщины с большим сосудом воды из обожжённой должно быть, на солнце глины и оставили его на берегу, как и провизию. Я отправил Ксури со всеми нашими кувшинами, и он наполнил водой все три. Женщины были совершенно голые, как и мужчины.
Конец ознакомительного фрагмента.
В первой части романа Робинзон оказался на острове, во второй судьба забросила его в Россию, а в третьей он пустился в размышления о честности "Эта книга в первую очередь интересна с научной точки зрения - представить более полно творчество Дефо. Она вызывает и читательский интерес, хотя не столь занимательна, нежели первые две, - рассказал директор издательства Уральского федерального университета Алексей Подчиненов. Итальянская бумага красивого кремового оттенка, гравюры Кларка и Пайна XVIII века, даже шрифты - вся стилистика книги максимально повторяет первое издание 1720 года, включая переплет: точно такой кораблик с развивающимися флагами плыл по обложке книги, выпущенной три столетия назад. На каждом развороте одновременно представлены тексты на двух языках, и это представляет дополнительный интерес: за основу взят неадаптированный текст 1720 года, а это совсем другой, несовременный английский. Книга вышла тиражом всего 300 экземпляров и сразу стала библиографической редкостью. Ранее в рамках "Уральской гуманитарной инициативы" свет увидели эссе английского философа Томаса Брауна, также впервые на русском, басни Лафонтена, а также "Илиада" и "Одиссея" в оригинальном переводе уральского ученого Павла Шуйского.
Неприглядная история человека, ставшего потом Робинзоном Крузо
Моряк Александр Селькирк, прототип знаменитого Робинзона Крузо, оказавшийся на далеком острове. Позднее на этом основании он упрекал автора "Робинзона Крузо" в «литературном разбое», на что Дефо отвечал, что ни о Грасиане, ни о "Критиконе"он ни сном ни духом. На надгробии писателя так и высечено: "Даниэль Дефо, автор "Робинзона Крузо". 25 апреля 1719 года английский писатель Даниэль Дефо впервые опубликовал свой роман о приключениях морского путешественника Робинзона Крузо, оказавшемся на необитаемом острове. Именно вера и упование на Создателя меняют личность Робинзона Крузо и позволяют ему выжить на острове. История его приключений легла в основу знаменитого романа Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо.
Как создавался легендарный роман «Робинзон Крузо»
| Как создавался легендарный роман «Робинзон Крузо» | Наверное, многие читали и помнят знаменитую книгу английского писателя, публициста и политического деятеля Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». |
| Гениальный пиар через века: Робинзон Крузо как идеальный господин мира | Продолжение первое – «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо». |
| Дефо Даниель | Книга написана как вымышленная автобиография Робинзона Крузо, жителя Йорка, одержимого мечтой о неизведанных землях. |
| «Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра | Робинзон Крузо провел в изоляции на острове 28 лет, два месяца и 19 дней, но не потерял страсти к приключениям. |
| Робинзон Крузо, Шикотан и Пятница с грузинским акцентом - 27.08.2023 Украина.ру | Робинзон Крузо = Robinson Crusoe. |
Заложник с острова Отчаяния, или Как Чуковский переписывал «Робинзона Крузо»
Дефо также приписывается изданная в 1724 году под псевдонимом Чарльз Джонсон книга « Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами », сокращённо называемая часто «Всеобщей историей пиратства». В 1728 году , вследствие семейных раздоров и обременённый долгами, Дефо тайно покинул свой дом и спустя два с лишним года, в апреле 1731 года , умер в Лондоне на руках у чужих людей. Творчество Из беллетристических сочинений Дефо прославился только роман «Робинзон Крузо», переменив, впрочем, со временем круг читателей и став детской книгой. В сочинении «Консолидатор, или воспоминания приходной операции от света Луны» 1705 Дефо под влиянием Лукиана « Правдивая история » и Сирано де Бержерака использовал для критики современных порядков в Англии вымышленное путешествие на Луну [4] [5]. В книге « Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона » 1720 , собирание материалов для которой побудило Дефо к написанию «Всеобщей истории пиратства» 1728 , помимо «подвигов» героя на море, в вымышленных подробностях описывается путешествие его со своими спутниками через всю Южную Африку , внутренние районы которой в первой четверти XVIII века были практически неизвестны учёным и путешественникам. При этом в полной мере раскрывается мастерство автора как рассказчика, способного создать «эффект достоверности» в глазах неискушённого читателя. В изданной под псевдонимом « Капитан Чарльз Джонсон » в Лондоне в 1724 году « Всеобщей истории грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами » A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates содержались беллетризированные биографии 17 известных пиратов Вест-Индии , большинство из которых основаны были на достоверных источниках, предположительно архивных материалах Министерства по делам колоний , а также сохранившихся письмах капитанов и бортовых журналах, хранившихся в Государственном архиве Великобритании англ. Особняком в творчестве Дефо стоит исторический роман « Дневник чумного года » 1722 , содержащий в себе не отличающееся достоверностью описание Великой Чумы в Лондоне 1665 года когда самому автору было около 5 лет , но отчасти основанный на дневнике дяди писателя — Габриэля Фо.
Русскому читателю это произведение известно как « Робинзон Крузо ». Замысел романа был подсказан писателю действительным происшествием: в 1704 году шотландский моряк, Александр Селькирк , после ссоры с капитаном высадился на незнакомом берегу с небольшим запасом провизии и оружия. Четыре с лишним года он вёл отшельнический образ жизни, как оказалось, на острове Хуан Фернандес в Тихом океане , пока его не забрали на корабль, которым командовал Вудс Роджерс. В продолжении романа о Робинзоне Крузо, которое недостаточно известно русскоязычному читателю, Дефо, в частности, описал приключения своего героя в Великой Тартарии и государствах, частично расположенных на её землях, — Китайской империи и Московии, а также быт и нравы населяющих её народов.
Увеличил срок пребывания своего героя на острове в семь раз, а саму историю против прежних сочинений — на сотни страниц. Суть, конечно, не в количестве страниц, а в том, что и как сумел рассказать о Робинзоне Дефо. Рассказал он о том, чего не могли рассказать ни Роджерс, ни Кук, ни сам Селькирк, перед чем остановился опытный журналист Ричард Стиль. Автор «Необычайных приключений» поведал о том, как пережил одиночество «моряк из Йорка».
История Александра Селькирка явилась исходным источником «Необычайных приключений». Эта история, изложенная до Дефо в пяти вариантах, сыграла роль начального импульса. Тем более что в 1718 году вторым изданием вышли путевые записки Роджерса. А за журналом «Англичанин» Дефо, как мы знаем, следил с пристрастием, и если очерк Стиля не вызвал у него особого внимания в свое время, то уж, наверное, он все-таки не пропустил его. Брошюра «Превратности судьбы», будто бы «написанная собственной рукой» Селькирка а в действительности списанная у Роджерса , сохранилась в архивах Гарлея, там же, где были обнаружены письма Дефо. Исследователи выявили, кроме того, целый ряд других книг, использованных Дефо. Как и записки Роджерса, это путевые дневники, документальные и поддельные, составлявшие в то время целую литературу. Прежде всего совершенная классика жанра: «Открытие Гвианы» Уолтера Ралея и многотомные «Путешествия» адмирала Дампьера. Причем от первого тома к третьему, поскольку Робинзон проявлял все большую активность, Дефо расширял круг подобных источников.
Это в первом томе Робинзон только на пятидесятой странице из трехсот попадает на остров и как-то задерживается на нем, а во втором томе разбогатевший Робинзон уже отправляется, что твой Дампьер, вокруг света. Для всего лишь нескольких страниц, посвященных путешествию Робинзона по России, Дефо, как показал М. Алексеев, потребовалась буквально библиотека. Из одного источника Дефо почерпнул ситуацию — человек в одиночестве, другой подсказал ему Робинзонов маршрут, третий — какое-нибудь описание. Источники можно было бы поделить на две большие группы — подсобные и конструктивные.
Вторая часть рассказывает о том, как главный герой побывал в России.
Ну а о чем третий роман, в нашей стране почти 300 лет знали лишь единицы знатоков английской литературы XVIII века. Ведь третий роман у нас раньше никогда не переводился и не издавался. Исправить ситуацию решили в Уральском федеральном университете. На днях его сотрудники выпустили первый в истории России перевод третьей книги про Робинзона. Вторая тоже была переведена в XIX веке.
Иногда, во время землетрясений или болезни его охватывала паника, но ненадолго. Он был уверен в себе и считал, что человеку по силам преодолеть все трудности и невзгоды. Еще одним достоинством Крузо, спасшим его от отчаяния, была его способность вкладывать свое сердце во все, что он делал.
Безусловно, этот роман — похвала человеческому труду. Ведь именно труд, сила духа и оптимизм помогают Робинзону преодолеть невзгоды. Они спасают его от отчаяния, а сам процесс напряженной работы приносит ему удовлетворение. Именно таким людям посвящен День Робинзона Крузо, ежегодно отмечаемый 1 февраля по инициативе американского Календаря событий Чейза. Ведь эта история учит людей не вешать руки, быть оптимистами и прилагать все усилия, чтобы решить поставленную задачу.
РЕКЛАМА КНИГИ. 300 ЛЕТ – ДЕФО Д. «ЖИЗНЬ И УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОБИНЗОНА КРУЗО»
| - 360 лет со дня рождения автора Робинзона Крузо. Книги, диафильмы, экранизации | Позже он написал свой знаменитый роман «Жизнь и приключения Робинзона Крузо». |
| Робинзон Крузо в Сибири. Вымысел, который становится правдой | автора знаменитого романа «Робинзон Крузо». |
| Как создавался легендарный роман «Робинзон Крузо» | «Робинзон Крузо» (1719-1721) Дефо представил роман как подлинные мемуары самого Робинзона. |
| На Урале издан первый в РФ перевод третьей части романа о Робинзоне Крузо | Но помнят о нем прежде всего как об авторе «Приключений Робинзона Крузо». |
| Легендарный роман «Робинзон Крузо» отмечает 300-летие // Новости НТВ | Читая страницы дневника Робинзона Крузо, ребята учились находить хорошее и полезное даже в трудностях! |
Виртуальная выставка одной книги "Д. Дефо «Робинзон Крузо»"
В его названии не два слова. А целых 49 слов. Не верите?! Считайте сами: «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда и был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля кроме него погиб; с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим».
За один из сатирических памфлетов Дефо приговорили к позорному столбу и заключению в тюрьме. Под арестом он продолжил заниматься творчеством, написав «Гимн позорному столбу». Через год его отпустили на свободу, но с условием, что Дефо будет исполнять тайные поручения короны.
Стоя привязанным к позорному столбу, памфлетист наблюдал, как жители Лондона оказывали ему сочувствие и поддержку.
Его производство потерпело крах: завод окончательно разорился, пока хозяин был в тюремной камере. Своей свободой, по сути, Даниэль Фо был обязан министру и спикеру палаты общин, Роберту Харли. Спикер вытащил из тюремного заключения писателя и предложил ему работу секретного агента на территории Шотландии и Англии. В 1704 году к фамилии Фо добавляется частица Де, так владелец фамилии решил подчеркнуть свое аристократическое происхождение. И в этом же году он получает должность в периодическом издании «Ревью». Здесь он работает до 1713 года, пишет и редактирует статьи, становится известным политическим обозревателем. Параллельно с работой в издательстве Дефо пишет литературные произведения.
Первая книга В 1719 году выходит в свет первая книга писателя - "Робинзон Крузо". Автор имеет ошеломляющий успех.
Однако у этой истории есть «подводное течение», которое обнаружил Жан-Жак Руссо: герой панически боится оторваться от цивилизации, стать дикарём, но в то же время всё больше и больше сближается с природой. В русском пересказе романа Корнеем Чуковским Крузо становится мудрым человеком. Если же говорить современным языком, то это книга о самовоспитании, о том, как человек «делает себя сам». Книги о «Робинзонах» из коллекции Национальной электронной детской библиотеки В архиве Национальной электронной детской библиотеки хранится целая подборка книг , посвященных силе духа и смелым шагам навстречу приключениям — в названии каждой встречается слово Робинзон. Здесь можно найти одно из первых русских изданий 1787 года, книги советских времен и другие менее известные истории на тему «робинзонады».
Большинство изданий доступно онлайн после регистрации.
Автор «Робинзона Крузо» – шеф английской разведки
crusoe 25 апреля 1719 года английский писатель Даниэль Дефо впервые опубликовал свой роман о приключениях морского путешественника Робинзона Крузо, оказавшемся на необитаемом острове. Здесь вы можете слушать аудиокнигу Робинзон Крузо онлайн бесплатно в хорошем качестве. Автор решается написать продолжении книги «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», но вторая часть оказалась менее интересной, но это не отменяет того факта, что она пользовалась большим спросом. Позднее на этом основании он упрекал автора "Робинзона Крузо" в «литературном разбое», на что Дефо отвечал, что ни о Грасиане, ни о "Критиконе"он ни сном ни духом. «Робинзон Крузо» (1719-1721) Дефо представил роман как подлинные мемуары самого Робинзона. Роман англичанина Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо читают уже три века.
Краткое содержание «Робинзон Крузо»
Наверное, многие читали и помнят знаменитую книгу английского писателя, публициста и политического деятеля Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». На надгробии писателя так и написано: «Даниэль Дефо, автор «Робинзона Крузо». Они охотно посещают пещеру Робинзона Крузо и площадку в дебрях, с которой Селкирк высматривал какое-нибудь спасительное судно. «Серьёзные размышления Робинзона Крузо» (Serious Reflections of Robinson Crusoe, 1720). В Екатеринбурге впервые в России перевели и издали третью, заключительную книгу Даниэля Дефо, посвященную Робинзону Крузо. Позже он написал свой знаменитый роман «Жизнь и приключения Робинзона Крузо».
РЕКЛАМА КНИГИ. 300 ЛЕТ – ДЕФО Д. «ЖИЗНЬ И УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОБИНЗОНА КРУЗО»
Автор решается написать продолжении книги «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», но вторая часть оказалась менее интересной, но это не отменяет того факта, что она пользовалась большим спросом. История приключений шотландского моряка Александра Селькирка легла в основу знаменитого романа Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо. Здесь вы можете слушать аудиокнигу Робинзон Крузо онлайн бесплатно в хорошем качестве. "Робинзон Крузо" был первым произведением уже немолодого автора. 5 интересных фактов: 1) Первое издание «Робинзона Крузо» было напечатано 25 апреля 1719 года без имени автора.
«Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра
| Робинзон Крузо | Леонид Куравлев (в центре) в роли Робинзона Крузо на съемках кинофильма «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо». |
| «Робинзон Крузо» краткое содержание по главам книги Дефо – читать пересказ онлайн | В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Жизнь и удивительные приключения морехода Робинзона Крузо от автора Даниэль Дефо (ISBN: 978-5-38-919394-9) по низкой цене. |
"Робинзон Крузо": автор писал о себе?
На этом острове Селькирк прожил до 1709 года. В августе 1719 года Дефо выпускает продолжение — «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», а ещё год спустя — «Серьезные размышления Робинзона Крузо», но в сокровищницу мировой литературы вошла лишь первая книга и именно с ней связано новое жанровое понятие — «Робинзонада».
Дефо плодовитый и разнообразный писатель, он написал более 500 книг, памфлетов и журналов на разные темы политика, экономика, криминальность, религия, брак, психология, сверхъестественное и др. Он был также основоположником Экономического журнализма. Добавить в избранное.
В течение всего этого времени ему вполне удалось сохранить в тайне эту деятельность, и репутация его осталась непоколебленной, несмотря на многочисленные обвинения и нападки. В 1715 году , с целью самозащиты, Дефо издал «Воззвание к чести и справедливости» An Appeal to Honour and Justice , и с этого времени под его именем появлялись одни только беллетристические произведения.
Одному из его биографов — Вильяму Ли — удалось обнаружить в 1864 году шесть писем Дефо, хранившихся в Государственном архиве. Из писем этих обнаружилось, что и после 1715 года он оставался тайным агентом, собирая нужные сведения главным образом в редакциях оппозиционных газет. Главной его жертвой стал некий Мист, который, открыв однажды предательство Дефо, бросился на него с оружием в руках и публично скомпрометировал Дефо на всю оставшуюся жизнь. Перу Дефо принадлежит более 500 сочинений, среди которых романы « Робинзон Крузо » 1719 , « Радости и горести Молль Флендерс » 1722 , «Счастливая куртизанка, или Роксана» 1724 , «Жизнь, приключения и пиратские подвиги прославленного капитана Синглтона» 1720 , «История полковника Джека» 1722 , « Дневник чумного года » 1722 , труды «Совершенный английский торговец», «Морской торговый атлас», «Путешествие по всему острову Великобритания» [3]. Дефо также приписывается изданная в 1724 году под псевдонимом Чарльз Джонсон книга « Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами », сокращённо называемая часто «Всеобщей историей пиратства». В 1728 году , вследствие семейных раздоров и обременённый долгами, Дефо тайно покинул свой дом и спустя два с лишним года, в апреле 1731 года , умер в Лондоне на руках у чужих людей. Творчество Из беллетристических сочинений Дефо прославился только роман «Робинзон Крузо», переменив, впрочем, со временем круг читателей и став детской книгой.
В сочинении «Консолидатор, или воспоминания приходной операции от света Луны» 1705 Дефо под влиянием Лукиана « Правдивая история » и Сирано де Бержерака использовал для критики современных порядков в Англии вымышленное путешествие на Луну [4] [5]. В книге « Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона » 1720 , собирание материалов для которой побудило Дефо к написанию «Всеобщей истории пиратства» 1728 , помимо «подвигов» героя на море, в вымышленных подробностях описывается путешествие его со своими спутниками через всю Южную Африку , внутренние районы которой в первой четверти XVIII века были практически неизвестны учёным и путешественникам. При этом в полной мере раскрывается мастерство автора как рассказчика, способного создать «эффект достоверности» в глазах неискушённого читателя. В изданной под псевдонимом « Капитан Чарльз Джонсон » в Лондоне в 1724 году « Всеобщей истории грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами » A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates содержались беллетризированные биографии 17 известных пиратов Вест-Индии , большинство из которых основаны были на достоверных источниках, предположительно архивных материалах Министерства по делам колоний , а также сохранившихся письмах капитанов и бортовых журналах, хранившихся в Государственном архиве Великобритании англ.
На днях его сотрудники выпустили первый в истории России перевод третьей книги про Робинзона. Вторая тоже была переведена в XIX веке. А третью Дефо написал, надеясь, что успех первых двух сделает и ее популярной. Но это уже был не приключенческий роман, а назидательное морализаторское эссе с рассуждениями персонажа Робинзона Крузо о жизни, о нравственности, о Боге. В России даже в XIX веке ею никто не заинтересовался и не стал переводить. Оригинальный роман Дэниэля Дефо послужил основой для многих фильмов.
Гениальный пиар через века: Робинзон Крузо как идеальный господин мира
Иван Кравец. Робинзон Крузо Папа Робинзона, английский прозаик и публицист Даниэль Дефо около 1660 — 1731, вчера был день памяти , почитается как один из первых популяризаторов жанра романа. А вообще он бы литератором продуктивным и многосторонним — написал более 500 книг и статей на самые разные темы: политика, экономика, криминал, религия, брак, психология, сверхъестественное.
В заключение он привёл в пример моего старшего брата, которого он так же настойчиво убеждал не принимать участия в нидерландской войне, но все уговоры оказались напрасными: юношеские мечтания заставили моего брата бежать в армию, и он погиб. И хотя, закончил отец, он никогда не перестанет молиться обо мне, но берётся утверждать, что, если я не откажусь от своих безумных намерений, на мне не будет благословения Божия. Придёт время, когда я пожалею, что пренебрёг его советом, но тогда, может статься, некому будет прийти мне на выручку.
Я видел, как в конце этой речи она была поистине пророческой, хотя, я думаю, отец мой и сам этого не подозревал обильные слёзы заструились по лицу старика, особенно когда он заговорил о моём убитом брате; а когда батюшка сказал, что придёт время раскаяния, но помочь мне уже будет некому, то от волнения голос его дрогнул, и он прошептал, что сердце его разрывается и он не может больше вымолвить ни слова. Я был искренне растроган этой речью да и кого бы она не тронула? Но увы! Через несколько дней от моей решимости не осталось и следа: короче говоря, через несколько недель после моего разговора с отцом я во избежание новых отцовских увещаний решил бежать из дому тайком. Я сдержал пыл своего нетерпения и действовал не спеша: выбрав время, когда моя мать, как мне показалось, была в более добром расположении духа, чем обычно, я отвел её в уголок и признался, что все мои помыслы подчинены желанию повидать далёкие края, и что, если даже я и займусь каким-либо делом, у меня всё равно не хватит терпения довести его до конца, и что пусть лучше отец отпустит меня добровольно, иначе я буду вынужден обойтись без его разрешения.
Мне уже восемнадцать лет, сказал я, а в эти годы поздно учиться ремеслу, и если бы даже я поступил писцом к стряпчему, то знаю наперёд — я убежал бы от своего патрона, не дотянув до конца обучения, и ушёл в море. Но если бы матушка уговорила отца хоть единожды отпустить меня в морское путешествие; ежели жизнь в море придётся мне не по душе, я вернусь домой и не уеду более; и я могу дать слово, что удвоенным прилежанием наверстаю потерянное время. Мои слова сильно разволновали матушку. Она сказала, что заговаривать с отцом об этом бесполезно, ибо он слишком хорошо понимает, в чём моя польза, и никогда не даст согласия на то, что послужит мне во вред. Она просто изумлена, что я ещё могу думать о подобных вещах после моего разговора с отцом, который убеждал меня так мягко и с такой добротой.
Конечно, если я твёрдо решил себя погубить, тут уж ничего не поделаешь, но я могу быть уверен, что ни она, ни отец никогда не согласятся на мою затею; сама же она нисколько не желает содействовать моей гибели, и я никогда не буду вправе сказать, что моя мать потакала мне, в то время как отец был против. Впоследствии я узнал, что хотя матушка и отказалась ходатайствовать за меня перед отцом, однако передала ему наш разговор от слова до слова. Очень озабоченный таким оборотом дела, отец сказал ей со вздохом: «Мальчик мог бы жить счастливо, оставшись на родине, но, если он пустится в чужие края, он станет самым жалким, самым несчастным существом на свете. Нет, я не могу на это согласиться». Прошёл без малого год, прежде чем мне удалось вырваться на волю.
В течение этого времени я упорно оставался глух ко всем предложениям заняться делом и часто пререкался с отцом и матерью, которые решительно противились тому, к чему меня столь сильно влекло. Однажды, когда я находился в Гулле, куда я попал случайно, без всякой мысли о побеге, один мой приятель, отправлявшийся в Лондон на корабле своего отца, стал уговаривать меня ехать с ним, соблазняя, как это водится у моряков, тем, что мне ничего не будет стоить проезд. И вот, не спросившись ни у отца, ни у матери, не уведомив их ни словом и предоставив им узнать об этом как придётся, не испросив ни родительского, ни Божьего благословения, не принимая в расчёт ни обстоятельств, ни последствий, в недобрый — видит Бог! Надо полагать, никогда несчастья и беды молодых искателей приключений не начинались так рано и не продолжались так долго, как мои. Не успел наш корабль выйти из устья Хамбера, как подул ветер, вздымая огромные, страшные волны.
До тех пор я никогда не бывал в море и не могу описать, как худо пришлось моему бедному телу и как содрогалась от страха моя душа. И только тогда я всерьёз задумался о том, что я натворил, и о справедливости небесной кары, постигшей меня за то, что я так бессовестно покинул отчий дом и нарушил сыновний долг. Все добрые советы моих родителей, слёзы отца и мольбы матери воскресли в моей памяти, и совесть, которая в то время ещё не успела окончательно очерстветь, терзала меня за пренебрежение к родительским увещаниям и за нарушение обязанностей перед Богом и отцом. Между тем ветер крепчал, и на море разыгралась буря, которая, впрочем, не шла в сравнение с теми, что я много раз видел потом, ни даже с той, что мне пришлось увидеть несколько дней спустя. Но и этого было довольно, чтобы ошеломить меня, новичка, ничего не смыслившего в морском деле.
Когда накатывалась новая волна, я ожидал, что она нас поглотит, и всякий раз, когда корабль падал вниз, как мне казалось, в пучину или бездну морскую, я был уверен, что он уже больше не поднимется на поверхность. И в этой муке душевной я неоднократно решался и давал себе клятвы, что, если Господу будет угодно сохранить на сей раз мне жизнь, если нога моя снова ступит на твёрдую землю, я тотчас же вернусь домой к отцу и, покуда жив, не сяду на корабль, что я последую отцовским советам и никогда более не подвергну себя подобной опасности. Теперь я понял всю справедливость рассуждений отца относительно золотой середины; для меня ясно стало, как мирно и приятно прожил он всю жизнь, никогда не подвергая себя бурям на море и невзгодам на суше, — словом, я, как некогда блудный сын, решил вернуться в родительский дом с покаянием. Эти трезвые и благоразумные мысли не оставляли меня, покуда длилась буря, и даже некоторое время после неё; но на другое утро ветер стал стихать, волнение поулеглось, и я начал понемногу осваиваться с морем. Как бы то ни было, весь этот день я был настроен очень серьёзно тем более что ещё не совсем оправился от морской болезни ; но перед закатом небо прояснилось, ветер прекратился, и наступил тихий, очаровательный вечер; солнце зашло без туч и такое же ясное встало на другой день, и гладь морская при полном или почти полном безветрии, вся облитая его сиянием, представляла восхитительную картину, какой я никогда ещё не видывал.
Ночью я отлично выспался, от моей морской болезни не осталось и следа, я был бодр и весел и любовался морем, которое ещё вчера так бушевало и грохотало и в такое короткое время могло затихнуть и явить собою столь привлекательное зрелище. И тут-то, словно для того, чтобы изменить моё благоразумное решение, ко мне подошёл приятель, сманивший меня ехать с ним, и, хлопнув меня по плечу, сказал: «Ну что, Боб, как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Бьюсь об заклад, что ты испугался, — признавайся, ведь испугался вчера, когда задул ветерок? Хорош ветерок! Я и представить себе не мог такой ужасной бури!
Ах ты, чудак! Так, по-твоему, это буря? Что ты! Это сущие пустяки! Дай нам хорошее судно да побольше простору, — мы такого шквалика и не заметим.
Ну, да ты ещё совсем неопытный моряк, Боб. Пойдём-ка лучше сварим пуншу и забудем об этом. Взгляни, какой чудесный нынче день! Словом, как только на море воцарилась тишь, как только вместе с бурей улеглись мои взбудораженные чувства и прошёл страх утонуть в морской пучине, так мысли мои повернули в прежнее русло, и все клятвы, все обещания, которые я давал себе в часы страданий, были позабыты. Правда, порой на меня находило просветление, здравые мысли ещё пытались, так сказать, воротиться ко мне, но я гнал их прочь, боролся с ними, словно с приступами болезни, и при помощи пьянства и весёлой компании скоро восторжествовал над этими припадками, как я их называл; в какие-нибудь пять-шесть дней я одержал столь полную победу над своей совестью, какой только может пожелать себе юнец, решившийся не обращать на неё внимания.
Однако меня ждало ещё одно испытание: как всегда в подобных случаях, провидение пожелало отнять у меня последнее оправдание перед самим собою; в самом деле, если на этот раз я не захотел понять, что всецело обязан ему, то следующее испытание было такого рода, что тут уж и самый последний, самый отпетый негодяй из нашего экипажа не мог бы не признать, что опасность была поистине велика и спаслись мы только чудом. На шестой день по выходе в море мы пришли на Ярмутский рейд. Ветер после шторма был всё время неблагоприятный и слабый, так что мы двигались еле-еле. В Ярмуте мы были вынуждены бросить якорь и простояли при юго-западном, то есть противном, ветре семь или восемь дней. В течение этого времени на рейд пришло немалое количество судов из Ньюкасла, ибо Ярмутский рейд обычно служит местом стоянки для кораблей, которые дожидаются здесь попутного ветра, чтобы войти в Темзу.
Впрочем, мы не простояли бы долго и вошли бы в реку с приливом, если бы ветер не был так свеж, а дней через пять не покрепчал ещё больше. Однако Ярмутский рейд считается такой же хорошей стоянкой, как и гавань, а якоря и якорные канаты были у нас надёжные; поэтому наши люди ничуть не тревожились и даже не помышляли об опасности — по обычаю моряков, они делили свой досуг между отдыхом и развлечениями. Но на восьмой день утром ветер усилился, и пришлось свистать наверх всех матросов, убрать стеньги и плотно закрепить всё, что нужно, чтобы судно могло безопасно держаться на рейде. К полудню на море началось большое волнение, корабль стало сильно раскачивать; он несколько раз зачерпнул бортом, и раза два нам показалось, что нас сорвало с якоря. Тогда капитан скомандовал отдать запасной якорь.
Таким образом, мы держались на двух якорях против ветра, вытравив канаты до конца. Тем временем разыгрался жесточайший шторм. Растерянность и страх были теперь даже на лицах матросов. Я несколько раз слышал, как сам капитан, проходя мимо меня из своей каюты, бормотал вполголоса: «Господи, смилуйся над нами, иначе мы погибли, всем нам конец», — что не мешало ему, однако, зорко наблюдать за работами по спасению корабля. Первые минуты переполоха оглушили меня: я неподвижно лежал в своей каюте рядом со штурвалом и даже не знаю хорошенько, что я чувствовал.
Мне было трудно вернуть прежнее покаянное настроение после того, как я сам его презрел и ожесточил свою душу: мне казалось, что смертный ужас раз и навсегда миновал и что эта буря пройдёт бесследно, как и первая. Но повторяю, когда сам капитан, проходя мимо, обмолвился о грозящей нам гибели, я неимоверно испугался. Я выбежал из каюты на палубу; никогда в жизни не приходилось мне видеть такой зловещей картины: на море вздымались валы вышиной с гору, и такая гора опрокидывалась на нас каждые три-четыре минуты. Когда, собравшись с духом, я огляделся вокруг, то увидел тяжкие бедствия. На двух тяжело нагруженных судах, стоявших неподалёку от нас на якоре, были обрублены все мачты.
Кто-то из наших матросов крикнул, что корабль, стоявший в полумиле от нас впереди, пошёл ко дну. Ещё два судна сорвало с якорей и унесло в открытое море на произвол судьбы, ибо ни на том, ни на другом не оставалось ни одной мачты. Мелкие суда держались лучше других — им было легче маневрировать; но два или три из них тоже унесло в море, и они промчались борт о борт мимо нас, убрав все паруса, кроме одного кормового кливера. В конце дня штурман и боцман стали упрашивать капитана позволить им срубить фок-мачту. Капитан долго упирался, но боцман принялся доказывать, что, если фок-мачту оставить, судно непременно затонет, и он согласился, а когда снесли фок-мачту, грот-мачта начала так шататься и так сильно раскачивать судно, что пришлось снести и её и таким образом освободить палубу.
Судите сами, что должен был испытывать всё это время я — юнец и новичок, незадолго перед тем испугавшийся небольшого волнения. Но если после стольких лет память меня не обманывает, не смерть была мне страшна тогда; во сто крат сильнее ужасала меня мысль о том, что я изменил своему решению прийти с повинной к отцу и вернулся к прежним химерическим стремлениям, и мысли эти, усугублённые ужасом перед бурей, приводили меня в состояние, которого не передать никакими словами. Но самое худшее было ещё впереди. Буря продолжала свирепствовать с такой силой, что, по признанию самих моряков, им никогда не случалось видеть подобной. Судно у нас было крепкое, но от тяжёлого груза глубоко сидело в воде, и его так качало, что на палубе поминутно слышалось: «Кренит!
Дело — табак! Однако буря бушевала всё яростнее, и я увидел — а это не часто увидишь, — как капитан, боцман и ещё несколько человек, более разумных, чем остальные, молились, ожидая, что корабль вот-вот пойдёт ко дну. В довершение ко всему вдруг среди ночи один из матросов, спустившись в трюм поглядеть, всё ли там в порядке, закричал, что судно дало течь; другой посланный донёс, что вода поднялась уже на четыре фута. Тогда раздалась команда: «Все к насосам! Но матросы растолкали меня, заявив, что если до сих пор я был бесполезен, то теперь могу работать, как и всякий другой.
Тогда я встал, подошёл к насосу и усердно принялся качать. В это время несколько мелких судов, гружённых углем, будучи не в состоянии выстоять против ветра, снялись с якоря и вышли в море. Когда они проходили мимо, наш капитан приказал подать сигнал бедствия, то есть выстрелить из пушки. Не понимая, что это значит, я пришёл в ужас, вообразив, что судно наше разбилось или случилось нечто другое, не менее страшное, и потрясение было так сильно, что я упал в обморок. Но в такую минуту каждому было впору заботиться лишь о спасении собственной жизни, и никто на меня не обратил внимания и не поинтересовался, что приключилось со мной.
Другой матрос, оттолкнув меня ногой, стал к насосу на моё место в полной уверенности, что я уже мёртв; прошло немало времени, пока я очнулся. Работа шла полным ходом, но вода в трюме поднималась всё выше.
Вспыльчивый и своенравный, Селькирк постоянно вступал в конфликты с лейтенантом Томасом Стадлингом. После очередной ссоры, которая произошла возле острова Мас-а-Тьерра, боцман потребовал, чтобы его высадили; капитан немедленно удовлетворил его требование. У Александра Селькирка были вещи, необходимые для выживания: ружье, топор, нож, огниво, котел, пара фунтов табака, сундучок, навигационные приборы, Библия, другие книги духовного содержания и трактаты по навигации. Селькирк знал, что на острове есть запасы пресной воды, поэтому не планировал задерживаться там надолго, так как другие корабли нередко бросали якорь, чтобы пополнить свои запасы. Боцман просчитался и вынужден был провести почти пять лет на острове в гордом одиночестве. Спасение пришло к нему 1 февраля 1709 года. Это было английское судно «Герцог», с капитаном Вудсом Роджерсом, который назвал Селькирка губернатором острова.
Когда корабль приплыл на родину, капитан опубликовал книгу «Путешествие вокруг света», в которой описал это чудесное спасение.
Роман повествует о нравственном возрождении человека в общении с природой. Написан как автобиография морского путешественника и плантатора Робинзона Крузо, который в результате кораблекрушения попал на необитаемый остров, где провёл 28 лет. За свою длинную жизнь Д. Дефо написал много книг. Но ни одна из них не имела такого успеха, как «Приключения Робинзона Крузо».
Материалом для романа Дефо послужило описание пребывания шотландского боцмана Селькирка на необитаемом острове. Он и рассказал Дефо свою удивительную историю. Селкирк поссорился на корабле с капитаном, и тот высадил его на необитаемый остров близ берегов Чили.